кровати, сам бы на диване, — несколько скованно
произносит он, опускаясь напротив меня.
— Нет, все хорошо. И я всё равно не спала, не могла
заснуть. Спасибо, что приютил. Сегодня попрошусь к
Саре, — отвечаю я, чувствуя, что мои глаза горят от
слёз, выплаканных этой ночью.
— Ты можешь остаться у меня. Правда. Ты тихая, отличный молчаливый собеседник, так я не буду
чувствовать себя психом, болтающим сам с собой. У
меня даже одежда есть. Сейчас, — он резко
подскакивает и несётся в спальню.
Я только качаю головой, беря в руки чашку и отпивая
терпкий кофе.
Мне пришлось отпустить его. Ни черта не пришлось, вру сама себя. Корю себя за слова, сказанные вчера.
А ещё больше за любовь и надежду, которые до сих
пор живут во мне. И обида, эта дрянь поселилась
внутри и не отпускает меня. Просто крепко вцепилась
в душу, терзая её, пропитывая воспоминаниями лица
Ника и лёгкостью его решения. Значит, всё было
впустую? Все слова, все слезы, вся боль, всё было
ненужным для него? Но как? Как такое может быть? Я
не понимаю, просто в голове не укладывается, что ему
всё равно на это.
— Вот, — на стол падает три пакета с одеждой, и я
едва успеваю отодвинуть тарелку, чтобы сохранить
завтрак.
— Это...
— Это я купил для Камилл. Думал, что она приедет ко
мне. Я позвонил ей на днях, она обещала подумать, и
я как идиот купил это для неё. Надеялся. У вас
похожее телосложение, только у неё...ну это...грудь
меньше. Но думаю, ты что-нибудь найдёшь, — щеки
Марка вспыхивают розовым, и он опускает голову, хватая чашку и делая большой глоток, тут же
отплёвываясь.
— Черт, — он хватает стакан, наливая туда воду, и
залпом выпивает, пока я с тихим смехом смотрю на
него.
— Спасибо тебе, но оставь. Вдруг она передумает, — говорю я.
— Вряд ли, — пожимает он плечами. — Она не
отвечает, забросила меня в чёрный список. Это конец.
— Марк, дай ей время, и себе разреши пожить
спокойно, — я вновь делаю глоток, наслаждаясь, как
просыпается изнурённое тело.
— Нет! Хватит с меня. Я как болван, наговорил ей про
любовь, семью. Да я никогда не чувствовал себя так, как сейчас. Просто дебил, — фыркает он.
— Если это любовь, она поймёт это только в разлуке.
Только при сравнении жизни до и после твоего
отъезда. И если она вернётся...неважно, через
неделю, месяц, даже года. И ты будешь свободен, настоящие чувства вернутся, они не забываются, то
прости её и прими. А сейчас у тебя один вариант — отвлечься, — убедительно произношу я, и он
поднимает голову, прищуриваясь.
— Я уже отвлёкся, да так отвлёкся, что тебе
досталось, — мрачно отвечает он, плюхаясь на стул.
— Ты был не виноват. Это моё дело, забудь. И со
мной уже все хорошо, — заверяю я его.
— Это я оставлю без комментариев, — хмыкает он. — А ты? Что будешь делать ты? И где он?
— Не знаю, — шепчу я, качая головой. — Понятия не
имею, что сейчас делает и думает он. И я тоже взяла
тайм-аут. Он нужен мне, чтобы расставить все мысли
в голове, подумать...
— Поплакать и снова вернуться к нему. Не надоело?
— добавляет он, делая жест в воздухе рукой, означающий «знаю, знаю, проходили».
— Я не знаю, Марк. Просто не знаю. Всё было хорошо, но что-то пошло не так. Я слишком напористо, слишком...наверное, обидела его своими словами, полезла не туда...
— Мишель, да брось. Слишком ты дура. А он что, старичок-одуванчик, обиделся и рассыпался? Он даже
не удержал тебя, даже не попытался.
— Господи, прекрати давить на больную мозоль! — возмущённо говорю я, вставая. — Мне и так тошно, не
делай ещё отвратительней этот день. Думаешь, мне
это приятно? Ни хрена! Я тоже устала от всего. Я хочу
тоже спокойствия, но пока оно не дано нам. Пока я не
готова к нему. Я не знаю его, и вряд ли мне удастся
узнать о нём в ближайшее время. Я не знаю, что я
буду делать. Я не знаю, где я буду жить. Хоть
наличность есть, уже спасибо за мою
предусмотрительность. Я не знаю, чего ждать от этого
дня и боюсь загадывать. Потому что я вечно
ошибаюсь, достало уже. Я лелею надежды, а они
рушатся моментально. Я мечтаю, и это тоже летит к
чертям. Я ничего не хочу, кроме как немного тишины
и...просто тишины от всего. У меня везде проблемы, ничего не умею, не научилась сохранять в своих руках.
У меня нет семьи, нет его, а я уже скучаю. Мне больно, внутри больно так громко, что это оглушает меня и я
не могу дышать. Думаешь, я хочу этого? Нет, я просто
оступилась, сделала неверный шаг, но его не
изменить. Мне остаётся только ждать. Верить в то, что
я не сошла с ума и не придумала его чувства к себе. А
если же я его больше не увижу, то я не знаю...не хочу
думать. Не могу даже позволить себе идти в этом ходе
мыслей.
Я перевожу дыхание от своей пылкой речи, и устало
смотрю на парня, шокированного моим выпадом.
— Прости, я переживаю за тебя. И хочу, чтобы у тебя
все получилось. Правда, хочу, Мишель, — говорит
Марк, вставая со стула и подходя ко мне. — Хочешь, обнимашки? Амалие всегда помогает.
Он расставляет руки, и я смеюсь, сейчас искренне и
киваю, падая в его объятья.
— Всё будет хорошо в любом случае, детка. Это вот
такая дрянная жизнь у нас, любить не тех, кого мы
достойны. Но поверь, я видел то, что он чувствует. И я
видел любовь к тебе, правда, какую-то странную. Но
любовь. Наверное, правильно, всегда нужно время, чтобы успокоиться, пережить кризис и вернуться с
новыми силами и мыслями. И он уже понял, как плохо
без тебя, только вот мы, мужские отродья, тупые и
гордые. Мы боимся всего этого, как медведи в свете
фар. Время самое сложное, и это надо принять, — говорит он, поглаживая меня по спине, затем целуя в
висок. — Ты замечательная, умная и сильная девушка, Мишель. И когда-нибудь, когда я остыну от Камилл, я
обещаю приударить за тобой, если этот остолоп не
поймёт, какое чудо он теряет.
Я поднимаю голову с его плеча, а глаза от этих слов
поддержки наполнятся слезами. Вот это я хотела
услышать от мамы, от своей семьи. Что вопреки всему
мы живём и двигаемся дальше, и что будет, то будет, и я справлюсь.
— Спасибо тебе, — я целую его в щеку и отстраняюсь.
— Спасибо за все.
— Какие планы? У меня нудная работа, хотя мне
нравится. Сидишь, растишь пузо и печатаешь, мечта, а не работа, — улыбается он.
— Да все нормально с твоим телом. Хочу заехать к
отцу, узнать как он чувствует себя. Затем поеду на
занятия, а дальше... — я вздыхаю, проводя рукой по
волосам.
— А дальше я всегда тут и с радостью предоставлю
свою жилплощадь и плечо-платочек для тебя, — нежно предлагает Марк, и я не могу не улыбнуться его
доброте.
— Спасибо, я подумаю. Но сегодня я хочу девчачью
компанию, может быть, пойдём в бар и я напьюсь, — пожимаю я плечами.
— Вот разве честно? Раз я не девочка, то со мной
нельзя в бар? Я даже угощу тебя, потом подержу
волосы, пока тебя будет рвать, а потом, может быть, если сам не облюю все вокруг, даже воды поставлю на
пол, — наигранно обиженно говорит он.
— Марк, да ну тебя, — смеясь, я разворачиваюсь и
иду к двери, где лежит мой рюкзак.
— Но я на связи, захлопни просто дверь, — кричит он
мне в спину.
— Окей, до встречи, — бросаю я через плечо и
подхватываю свои вещи, делая так, как он сказал.
Как только за мной закрывается дверь, то все лёгкое
настроение, которое появляется рядом с Марком, моментально спадает, и меня бросает в яму страха и
нежелания даже двигаться. Но я делаю шаг, а затем
ещё. И ведь душа должна была немного успокоиться, все уже случилось, на что намекала моя интуиция. Но
нет...грудь продолжает неприятно давить, и я уже
опасаюсь, что у меня что-то с сердцем, какой-то
диагноз. Неприятно. И я кривлюсь на свои ощущения, забираясь в машину.
Очень сложно жить в неведении, ждать чуда и верить
в него. И сложность состоит в том, что ты с точностью
можешь сказать, что этот мужчина для тебя намного
важнее, чем кто-либо. Все что с ним связано для тебя
проходит острее и болезненнее. Ничего и никто этого
не изменит, так будет всегда. Мне не требуется
разлука, чтобы понять своих чувств. Ещё вчера меня
изнутри скрутила тугая верёвка из тоски и желания
вернуться самой. И я даже встала, собрала рюкзак, но
потом поняла, что не держу своё слово. Ник всегда