дома. Но нет ни одной знакомой. Вздохнув, я захожу в
подъезд и поднимаюсь на лифте.
Я открываю дверь в квартиру, как можно тише, чтобы
прошмыгнуть к себе в комнату. На цыпочках иду по
холлу, но мне, как всегда, не везёт.
— Мишель, а вот и ты. Пойдём в гостиную, — оклик
отца заставляет меня недовольно скривиться, но
развернуться, надев улыбку и пройти за ним, оставив
сумку с пальто в коридоре.
— Как Марк? — интересуется он, наливая себе бокал
виски и выпивая его залпом.
— Отлично, развлекались с ним, ездили за город, — спокойно вру я, желая поскорее подняться к себе.
— Это хорошо. Вы влюблены? — отец поворачивается
ко мне, осматривая мою одежду, купленную Ником.
— Конечно, а как иначе? Стала бы я с ним проводить
время? — хмыкаю я.
— Тогда объясни мне вот это, — он подхватывает
папку, лежащую на журнальном столике, и бросает в
меня. Я едва успеваю поймать её, цокая на такое
поведение папы.
— Я жду, — требует он, и я открываю папку, доставая
оттуда листы.
Сердце прекращает биться, когда я понимаю, что, точнее, кто изображён на фотографиях, обличающих
всю мою ложь. Марк...Марк с девушкой у клуба, с
другой в ресторане. Огромное количество снимков
парня с разными девицами: вот он целуется с одной, а
вот другую сажает в машину, третья на нём виснет, четвертую он зажимает у какого-то дома. И на каждом
фото стоит дата этих двух дней. Скольких он оттрахал
за это время? Это же просто немыслимо!
Паника охватывает меня, но нечто иное поднимается в
груди, и мне удаётся оторвать глаза от снимков и
бросить их на столик, наблюдая, как они веером
посыпаются во все стороны.
— Козёл он, вот и всё, — равнодушно жму я плечами, радуясь возможности быть снова для всех одинокой.
— Козёл, значит? — усмехается криво отец, и я киваю, и для пущей убедительности своей обиды цокаю и
качаю головой.
— А теперь объясни мне следующее: где ты была эти
два дня? С кем? И прекрати врать, в последнее время
ты это и делаешь. Я был у Марка вместе с его отцом, где нам предстояло увидеть занимающее зрелище: Марк и его оргия. И тебя там не было. Он, пытался
тебя выгородить, только вот я больше не верю. И в
Сару я тоже не верю. Я был у неё, и она тоже врала
мне про то, что ты вышла в спортзал. И вернулась
оттуда только сейчас? Чушь! Ложь! Я был везде и тебя
нигде не было! С кем ты была? Ты встречаешь с кем-
то и лжёшь мне, подставляя Марка? — он срывается
на крик, а я сглатываю от этих обвинений и новостей, ища в голове варианты на ответ.
Но отчего-то больше не хочется лгать, больше не
хочется быть примерной и хорошей. Я не хочу больше
открещиваться от Ника, теперь же я буду иной.
Я, словно сбрасываю с себя шкуру, которую носила
столько лет, и теперь могу свободней вздохнуть, посмотреть в красное от злости лицо отца и только
улыбнуться.
— Да, я была не с Марком. И это была его идея, а я
лишь поддержала её. А всё вы виноваты. Вы так
хотели видеть нас вместе, что готовы были на всё. А
мы нашли вариант, спастись от вашего тупого
желания. Я встречаюсь с другим мужчиной, — спокойно говорю я.
— Кто он? Мишель, немедленно скажи, кто он?! — орёт отец.
— Нет, — так легко срывается с губ это слово, а лицо
папы вытягивается, а затем ещё больше наливается
кровью, что его губы белеют.
— Нет?! Нет? Если ты сейчас же мне не скажешь...
— И что ты сделаешь? Запрёшь меня, и я не получу
никакого образования? Выдашь замуж или же
подложишь как проститутку под другого? Только вот с
меня хватит. Я встречаюсь с прекрасным человеком, до которого тебе, как и всем нам, очень далеко. И я не
назову его имя, чтобы ты не исковеркал его своим
языком. Я люблю его, и делай, что хочешь, только вот
я больше не намерена слушать твои слова и знать, как
низко ты пал, что следишь за мной, делая эти фото.
Хотя ты всегда таким был, шёл по головам к деньгам.
А сейчас...что от нас всех осталось сейчас? Ничего, потому что каждый из нас представляет именно пустое
место. Я сама выбираю свой путь, и я его выбрала. А
на этом разговор окончен, делай что хочешь, можешь
хоть дюжину мужиков привести ко мне, но я им всем
члены откушу, если приблизятся. И никогда...ни за что
на свете не позволю тебе узнать имя человека, ставшего для меня намного важнее, чем ты и твои
деньги.
Я с такой яростью говорю свою речь, что отец
замирает. Но во мне нет жалости или же уважения к
нему, я моментально вспоминаю всё, что он сказал
Нику, что против него предпринял, и это рождает силы, чтобы бороться и защищать. Вопреки всему, только
ради него. И я сказала правду. За всю свою жизнь я
сказала правду и совершенно не раскаиваюсь за неё.
Я освободилась от оков, в которые нарядил меня отец.
Ник дал мне эту возможность и если надо, то я буду
драться за его безопасность, но больше не позволю
его оскорблять.
— На этом у меня все, папа. Хорошего вечера, а я
буду у себя заниматься, — напоследок говорю я, все
так же тихо стоящему отцу и выхожу из гостиной, беря
в руки сумку и поднимаясь к себе.
Я ставлю на зарядку телефон, совершенно не
понимая, как я смогла справиться с этой бурей. Дверь
моей спальни открывается, и я оборачиваюсь, замечая
входящую ко мне сестру.
— Что надо? — грубо спрашиваю я.
— Да так просто хотела удостовериться, что ты жива, — хмыкает Тейра, плюхаясь ко мне на постель.
— А почему я должна быть не жива? — усмехаюсь я, возвращая своё внимание на постоянно пикающий
телефон, оживший после спячки.
— Отец очень сильно орал, мама его успокаивала. Я
думала, он тебя разорвёт. Жаль, кровищи не было, — продолжает она.
— Это всё? — устало спрашиваю я, складывая руки на
груди.
— Не-а, ещё одна вещь — Марк тут был сегодня
утром, просил отца не трогать тебя и сказал, что
влюблён, — произносит Тейра, а я удивлённо моргаю.
— Это ложь, мы договорились, — я отмахиваюсь от
неё, но она цокает.
— Я тебе точно говорю, он на полном серьёзе это
говорил. И сказал, что если он тебя не тронет, то Марк
сделает всё, чтобы у вас все получилось. Хотя, я
думаю, что его отец ему тоже условия какие-то
поставил, ну нельзя полюбить такую уродину, как ты, да и...
— Пошла на хрен отсюда! — повышаю я голос, уже не
в силах терпеть её слова и зло указываю на дверь.
— Ух, какие мы нервные. Я же только помочь хотела, открыть тебе глаза, чтобы ты поняла: ты старше, а
значит, тебя будут продавать, как это бывает. Ты
должна смириться, а не пытаться усугублять и мою
жизнь. Из-за тебя меня заставляют сидеть дома и
учиться. Только вот меня это запарило. И я спустилась
со своего пьедестала и решила поговорить с тобой.
Поэтому хватит злить отца, ты портишь мою жизнь.
Всегда продают ту из сестёр, у которой прошлое
ужаснее, и она сама не лучше. Отец хочет сбагрить
тебя, и я знаю, что у него есть на примете один
человек. Слышала разговор его и матери, и она тоже
поддерживает отца. Поэтому ты все же станешь
подстилкой. Ты это заслу...
— Блять, я тебя сейчас придушу! Ещё одно слово, сука, ещё хотя бы одно об этом, и я разукрашу твоё
лицо. Я не продаюсь, и тебя быстрее положат под
друзей отца, тем более ты стала шлюхой в
четырнадцать. А теперь пошла отсюда, — от злости я
замахиваюсь на неё подушкой и швыряю в уже
закрытую дверь и выбежавшую сестру.
Тварь! Ненавижу её! Насколько она любит добивать
меня. Всю жизнь так делала, радовалась, когда отец
ругал меня. А все, потому что я всегда была его
любимицей, только вот сейчас всё пошло наперекосяк.
Я увидела, удостоверилась, что мой мир
отвратительное постановочное шоу, с больным
сценаристом и хореографом. Только я не собираюсь
плясать вместе с ними. Никогда.
Я не хочу даже читать сообщения, собравшиеся в
моём телефоне, и, переодевшись, сажусь за стол, чтобы отвлечься от ярости на сестру, отца, мать, на
всех, учёбой.
А завтра...завтра я разорву Люка за то, что он
позволил себе. Я найду серьги, которые он подарил
мне когда-то и валяющиеся где-то, как ненужная
безделушка, и воткну их ему прямо в глазницы! Хоть
он от меня, но получит!
Twenty-first
Нет, моя злость никуда не ушла на Люка, даже ещё
больше забурлила и потекла по венам, когда я наутро