неё. А потом он возвращался, сажал меня напротив и
долго смотрел на меня, ожидая хоть каких-то слов. Но
их не было, у меня не было той силы, чтобы
противостоять ему. И он наслаждался этим, пытаясь
вырвать из меня хотя бы крик, когда прижигал каждый
сантиметр моего рта. Я был его рабом, а мать секс-
игрушкой, только вот до сестры он не добрался. Я
даже сейчас помню этот запах, который царил в этом
доме...лачуге, где не было отопления, да ничего там
не было, кроме извращений. Пот, зловоние дешёвой
водки и спирта, и его гнилое дыхание. И да, конечно, моя мать все забыла и пережила, потому что она
смогла убежать. А я остался там с девятилетней
сестрой! В этом аду, моем личном аду, и у меня не
было выхода! Его просто не было! Теперь моя мама
живёт новой жизнью, перечеркнув старую. А вот я...как
мне было жить с этим? Как мне было не вспоминать
это? Ну что, удовлетворена, Мишель? Ты это хотела
услышать?
Мои глаза враз затуманились. Боль...я чувствовала
такую боль и ужас внутри, что с моих губ сорвался
судорожный вздох, а по щеке скатилась слеза, затем
ещё одна и ещё. Я так красочно все представляла у
себя в голове, что словно сама была в то время, видела маленького мальчика, терпящего
издевательства над собой, защищающего сестру и
мать, как он мог. Как умел.
— Достаточно для тебя? Я могу ещё рассказать, как он
трахал её в зад, что потом у неё шла кровь, он
разрывал её, продавал таким же, как и он, пьяницам и
наркоманам, а ей было все равно, она была под
кайфом. А я нет! Я, чёрт возьми, нет! — орал Ник, поглощая всю мою душу, затапливая её эмоциями.
— А теперь беги от меня, крошка! Беги от такого
монстра, как я, ведь я совершенно не отличаюсь от
своего папочки! Я не изменюсь! Я наслаждаюсь
садизмом, как и он. Это у меня в крови, это течёт по
моим гребаным венам и стучит в сердце, которое
потухло двадцать лет назад. Ты права и тебе точно не
нужен такой урод, как я! Ты же любишь меня осуждать, так пожалуйся, начинай, а я послушаю и посмеюсь, — он добивает меня, увеличивает внутренний острый
ком.
Он воинственно настроен, его руки сжимаются в
кулаки, а грудь вздымается чаще. Губы настолько
сильно сжаты, что побелели вмиг, а глаза...эти
магические глаза горят огнём.
— О, Ник, — шепчу я, закрывая рот рукой, чтобы
самой не закричать.
По моим щекам катятся слезы, я не могу их
контролировать. Я ничего не вижу из-за обильного
помутнения, но я смотрю на него и должна видеть
только злость. Он — это воплощение ярости, ненависти и сгусток силы, лишь в его понимании. Но
сейчас я вижу искалеченного малыша, которому не
хватало любви и заботы, вытерпевшего
издевательства, ради благополучия своих родных, забывая о себе.
В два быстрых шага я оказываюсь рядом с ним и
приподнимаюсь на носочки, хватаясь за его шею и уже
плача навзрыд, обнимая его.
— Ник, прости, — шепчу я, гладя его по волосам, не
давая ему оттолкнуть меня. Он никак не принимает
мою ласку, просто стоит, пока я обливаю его своими
слезами.
— Не хочу бежать...хочу с тобой. Ты другой, ты лучше
его. Ты мой, — уверяю я его, запуская пальцы в его
волосы, прижимаясь к нему всем телом. — Обними
меня, Ник, обними.
Я утыкаюсь в его шею, переживая вместе с ним его
прошлое, и моё тело сотрясается в рыданиях. Живые
картинки перед глазами и новые волны сочувствия
затапливают меня.
Необъяснимая связь, словно тонкая красная нить, тянется между ним и мной. Из-за неё я ощущаю внутри
себя такую дыру, чёрную дыру отчаяния, что не могу
остановиться. Мне больно, действительно физически
больно от этого дня. Я не могу контролировать себя
больше. Не хочу.
Мои руки гладят его плечи, его волосы, губы целуют
его скулу. Мне хочется в этот момент отдать ему всю
себя, чтобы снять эту темноту с его души. Я готова
вырвать сердце и подарить ему, только бы жил.
Я не понимаю, откуда такие мысли, если голова
словно наполнена водой и постоянно булькает. Мою
грудь настолько сильно давит, что кажется, сердце не
успевает работать, стираясь от каждого удара.
— Я грязный, Мишель, не трогай меня, — Ник
пытается меня оттолкнуть, но я ещё крепче сжимаю
его шею руками. Я знаю, что он может мне сделать
больно, но я должна...должна не дать ему отвергнуть
мою ласку.
— Нет. Нет, Ник, ты не грязный, — я беру в руки его
лицо и вглядываюсь в его пустые глаза.
— Ты ничего не знаешь...не понимаешь, — он с силой
отрывает меня от себя и толкает, что я спиной
ударяюсь о дерево и выдыхаю от боли.
Но я не чувствую реакции тела на это воздействие, все перебивается внутренними переживаниями. Не
могу объяснить, откуда такая эмоциональность, почему я так реагирую на его слова. Потому что
влюблена?
Я скатываюсь по дереву и опускаюсь на землю, и мне
плевать насколько грязно или холодно. Ноги просто не
держат меня.
— Ты не грязный. Ты ошибаешься, это ты ничего не
знаешь. Ты закрылся в себе, а я...мне... — я поднимаю
голову и хлюпаю носом, смотря на него.
— Ты нужен мне такой, какой есть. Я не спрашивала
твою маму, она сама...я даже не знала...пришлось
соврать, чтобы вы не поругались. А теперь...а
сейчас...я глупая, — моё надрывистое дыхание и
всхлипы нарушают речь и делают её жалкой. Но в
данный момент меня это не волнует, мне необходимо
тепло, его тепло.
Я закрываю лицо руками, чтобы он не видел меня
такую. Мне стыдно. Я потеряна. Неприятные позывы в
организме, и я ощущаю этот привкус на языке. Мне
даже кажется, что я на грани обморока, потому что
настолько силён шум в ушах, а тело все сотрясает
крупной дрожью.
— Мишель, — от его прикосновения к моим волосам, я
громко всхлипываю и вздрагиваю одновременно.
Я поднимаю на него голову, облизывая пересохшие
губы, и мне хочется сказать ему что-то...должна
сейчас что-то сказать, но я не могу уловить эти слова у
себя в голове. Там бардак. Я могу только плакать.
Словно помешанная не могу остановиться. У меня
никогда в жизни не было такой истерики.
— Сделай мне больно, крошка. Сейчас...отомсти мне
за все это. Прикоснись ко мне, я разрешаю тебе. Я
хочу наказания за твою боль, — я смотрю на него, с
ужасом понимая, что он требует от меня.
— Нет...нет. Ник, нет, — мотаю я головой, пытаясь
встать, но мне удаётся подняться только на колени, как он хватает меня за талию и прижимает к себе, стоя
в такой же позе.
— Давай. Я не должен был толкать тебя. Я не имею
права причинять тебе боль, которую ты боишься, ты
не заслужила. Я не достоин твоих слез, — заверяет он
меня.
— Нет, Ник. Я не стану этого делать. Да пойми ты, — я
снова начинаю плакать, ударяя кулаками по его
плечам. — Пойми ты, черт тебя возьми, тупое ты
создание, я хочу, чтобы поцелуй для тебя был...был
большим. Не болью. Я не хочу быть стоп-словом, я
хочу быть большим.
Я слабо повторяю свою атаку, и мои руки безвольно
падают на его плечи.
— Не плачь, крошка, пожалуйста, не плачь, — он
стирает пальцами мои слезы, а я вижу только его
глаза. Эти дурманящие глаза напротив, ради которых
я готова умирать.
— Я не хочу тебя целовать, чтобы наказать. Я хочу, чтобы ты сам поцеловал меня, но лишь для того, чтобы показать мне, насколько я нужна тебе. А другого
я не хочу. Мне тогда, вообще, не нужны поцелуи, совсем не нужны. Они должны означать, что я...я
большее. И ты хороший, слышишь? — я глажу его по
волосам, а затем прижимаюсь к его лбу.
— Ты самый лучший. Ты отважный. Ты сильный. Ты
опасный. Прости, я просто испугалась, — шепчу я.
— Ошибаешься, Мишель. Я не такой. Я жалкий
ублюдок...
— Нет, ты добрый, я знаю это наверняка, — перебиваю я его.
Он глубоко вздыхает и отрывается от меня, немного
отстраняясь.
— Ты не уйдёшь? Разве ты не хочешь бежать сейчас
от меня? Я несу в себе только грязь, — спрашивает
он.
— Нет. Я рядом, — хлюпая носом, я пытаюсь
улыбнуться ему, но губы настолько потрескались, что
это причиняет боль.
— Прости меня. Я знал, что это была идиотская затея
ехать туда. Но я хотел этого, Мишель. Я хотел
показать им, что я не изгой. И на меня может
посмотреть такая девушка, как ты. Я хотел доказать