Ему с трудом удалось успокоить Светлану, хоть та ему и не поверила.
Глава 6
– Борис, – Иваницкая чуть ли не впервые назвала его по имени.
Комбат, не поворачиваясь к ней, усмехнулся.
Но когда их взгляды встретились, на лице его уже не было улыбки.
– Да.
– Я пойду, – сказала Светлана.
– Может, останешься? – он сказал это так, будто произнес «уходи».
Но не слышалось, в его голосе ни злости, ни раздражения, а лишь добрый совет.
– Когда мы еще встретимся? – спросила она.
– Когда ты позвонишь.
– А почему ты не хочешь позвонить сам?
– Не умею, – усмехнулся Комбат, глядя на то, как за окном сгущаются сумерки, как мокрые снежинки прилипают к стеклу и, растаяв, стекают к низу рамы мутными каплями.
Иваницкая вышла в коридор, несколько секунд ждала, выйдет ли вслед за ней Комбат, чтобы подать пальто. Но тот так и не появился из комнаты.
Зато когда хрустнул замок, Борис Иванович догнал Светлану и, не зная, как объяснить ей свою тревогу, протянул ей ключ.
– Зачем?
– Придешь, когда захочешь.
– Но ты не всегда бываешь дома.
– Проблемы в этом нет. Квартира на сигнализации не стоит, брать здесь нечего.
– Ты намекаешь на то, что я могу украсть, пусть даже в шутку?
Комбат, не привыкший к долгому общению с женщинами, растерялся. Он совсем не это имел в виду.
– Ну, мало ли что… Тебе захочется побыть одной…
– Я и так живу одна.
– Нет, иногда такое находит – хочется оказаться в месте, где никто не сможет тебя найти.
– Что ж, спасибо, – маленький плоский ключ от простого замка исчез в кармане женщины, так, словно бы его и не было.
Рублев, даже не одевая куртки, в майке, провел женщину до стоянки, неумело поцеловал Иваницкую в щеку и посадил в такси. Он остался один, заспешил ко двору, обернулся, прикрывая глаза от мокрого снега ладонью. Рублев ждал, посмотрит она в заднее стекло или нет.
Светлана обернулась в самый последний момент, за несколько десятков метров до угла, вскинула руку на прощание и несколько раз сжала и распрямила пальцы, разглядев за темным стеклом силуэт Комбата. Он тоже махнул рукой в ответ.
Машина скрылась за углом. Комбат, держа пальцы на рукоятке пистолета, поднялся в свою квартиру.
«Глупо получилось, – подумал Борис Иванович, опускаясь на диван, еще хранивший тепло недавно сидевшей на нем женщины. – Почему мне кажется, что друзья хотят сделать меня насильно счастливым? Наверное, потому, что оно так и есть, – тут же ответил себе Рублев. – Они видят счастье по-своему, а я – по-своему. Какая разница, женаты мы или нет? Не в бумагах и не в словах счастье. Захотим увидеться – увидимся, а нет – пару месяцев можно и не вспоминать друг о друге. Какой из меня муж? Зарабатывать большие деньги тошно, за них всегда приходится продавать часть совести. Чем больше денег получаешь, тем меньше совести остается в твоем распоряжении».
Эта нехитрая мысль ободрила Комбата, в ней он нашел утешение и объяснение тому, что с ним происходит.
Встал, упершись взглядом в фотографию.
«Как давно это было? Давно, потому что многих ребят нет в живых, а недавно – потому что я почти не изменился. Словно в зеркало смотрюсь, а не в пожелтевший снимок вглядываюсь».
Узкая комната и мебель в ней была расставлена так, что оставляла неширокий проход от окна к двери. Ходи и думай.
Комбат заложил руки за спину и принялся вышагивать по тесной для него комнате.
"Дожил! По блату тебя устраивают на службу.
Конечно, полковник Бахрушин – мужик отличный и справедливый, но один раз я уже обжегся.
Вспомни, чего тебе стоило оставить службу и послать всех подальше! И я оказался прав. Правда, об этом никто не вспоминает, но я-то помню.
На второй раз у меня может не хватить упрямства и духа. Ладно, что тут думать – посмотрим.