Да и торопиться ей некуда. И никакого чуда в том, что на Земле появилась жизнь, нет. Любой кретин, имея в запасе вечность, мог бы, взбалтывая, перемешивая, бросая то в жар, то в холод подручные химические элементы, создать ту комбинацию молекул, которая стала основой живого…
Но только после этого «чуда» и началось самое чудовищное. Началась эволюция жизни. Заработал самый жестокий механизм истребления — естественный отбор.
— Но его уж ты не можешь назвать бессмысленным, — прозвучал голос Торна.
— Механизм пожирания слабых сильными, механизм, за рычагами которого бессменно стоит смерть, даже бессмысленным назвать нельзя. Создавать миллиарды живых существ, чтобы их уничтожить.
— И чтобы появились другие, более совершенные.
— Совершенные! (В голосе Лайта запись сохранила издевку.) Чем совершенней становились животные, тем очевидней чудовищность стихийного разгула природы. Когда-то удел: «Рождайся чтобы ждать смерти!» — от носился только к существам, неспособным осознать свою обреченность. Некому было ужаснуться бессмыслен ности своего бытия. Но когда появился разум и пришло понимание своей смертности, даже мозг примитивного человека не смог примириться с абсурдностью мученической жизни. Он начал придумывать потусторонний мир, культ мертвых, бессмертие души, богов, чертей — одну глупость за другой, чтобы уравновесить в своем сознании тотальную глупость природы.
— Опять о природе! Гарри! Сейчас же брось свою старую дуру и займись молодой! Пошли танцевать! (Это Рэти, недавно поступившая на младший курс и в которую Лайт уже тогда был влюблен, властно, как все, что она делала, оборвала беседу друзей.)»
Продолжение той же речи Лайта Торн записал у себя в комнате, где он тогда жил и куда они пришли, проводив своих подруг. Торн снова подбрасывал реплики, как щепки-в огонь, и Гарри охотно разгорался.
«— В появлении разума так же мало от чуда, как и в том, что на Земле возникла жизнь. Как у глупых родителей ни с того ни с сего рождается мудрое дитя, так же по воле случая природа создала мозг, способный творить. С разумом впервые появилась сила, способная вступить в борьбу со слепотой, с безрассудством и жестокостью естественного круговорота жизни. Природа слепила нелепую, хлипкую конструкцию — излишне сложную, зависящую от пустяшных перепадов температуры, от колебаний в составе атмосферы, от источников пищи и воды. Мозг и руки человека позволили ему взяться за самоулучшение. Миллионы лет трудился он над тем, чтобы умножить силу своих рук и ног, — изобретал все новые орудия и средства передвижения, подчинял себе камень, дерево, металл, энергию ветра, воды, атома. Разум вооружал один орган за другим. Он помог глазам увидеть бесконечно малое и бесконечно далекое. Потом он стал вооружать себя…
— Ты не видишь в своих словах противоречия, Гарри? Если в конце концов природа создала человеческий разум, значит, не такой уж бессмысленной была ее работа. А то, что это далось ей не сразу, так и проблема была нешуточной…
— Меня умиляет лежащая в натуре человека рабская черта — постоянная готовность целовать бьющую его руку. Мы от рождения подкуплены по дачками мимолетных радостей — вкусным куском мяса, глотком вина, теплом любимых рук, красотой восходов и заходов, волшебством звездной ночи… Этого вполне достаточно, чтобы забыть неизбежные страдания и близкую смерть. Ты предлагаешь поклониться природе в ножки за то, что она создала интеллект. А ведь ни в чем с такой силой не проявилось безрассудство, как в самом совершенном ее произведении — человеческом мозге. Наделенный разумом, человек приобрел свойства, неведомые до него никаким другим видам животного мира. Он понял, что смертен, и стал убивать себе подобных.