Проходя мимо салаг, я расслышал глухой шепоток за спиной.
— Видали, как он башку выбрил? — сдавленно просипел один.
— Это у них основные так помечаются, — тоном знатока ответил другой. — Самое зверье.
— Тише вы! — одернул их третий. — Знаете, какой у них слух вырабатывается за два года?
Голоса сделались еще тише, и я перестал их различать.
На первом этаже командного корпуса мне без труда удалось отыскать кабинет командира третьего взвода. Я позвонил.
— Старший курсант Савельев? — хрюкнула изношенная мембрана динамика. — Заходи.
Дверь сдвинулась в сторону, и я шагнул за порог. Тут же замер, вытянулся по струнке и рявкнул, тщательно скрывая всякие признаки интеллекта:
— Старший курсант Савельев по вашему приказанию прибыл!
Дверь с шипением стала на место. В кабинете воцарилось молчание, заполненное шорохом листвы за открытым окном и писком стрижей, рассекающих небо. Вдоль стен располагались стеллажи с сувенирами и трофеями — кораллы, морские звезды, сушеные рыбы фантастических форм. Другую стену украшали не очень профессиональные рисунки, в которых тем не менее бушевала настоящая страсть. На одном вздымались пенные волны, на другом шла схватка охотника с торпедой, а на третьей, в темной морской глубине, притаилась донная пусковая платформа. Этот рисунок впечатлил меня больше других. Художнику с большой достоверностью удалось изобразить хищное ожидание этой твари — в переплетениях жгутовых ферм чудилось натяжение жил готового к прыжку зверя. Платформа была изображена настолько вольно, что определить ее класс я бы не взялся. Это не «Эльза», поскольку у той шестнадцать запорных мембран, а у этой лишь восемь. Похожа на легкую «Марину», но у нее их четыре, так что тоже не то. «Катрин» и «Регина» держатся за грунт совершенно иначе. Чушь, короче. Просто платформа. Технические подробности художнику были не очень важны, он стремился передать именно ощущение опасности, исходящее от спрятанного в глубине чудовища.
Прямо передо мной находился стол, переделанный из командирского боевого пульта. Отсветы монитора на столе говорили о том, что электроника, по крайней мере частично, сохранила свои рабочие функции, несмотря на слепые гнезда разъемов, ведущие в никуда.
За столом в тяжелом гидравлическом кресле сидел командир.
— Вольно, — сказал он, оторвав наконец взгляд от экрана.
Он положил ладони на подлокотники и впился в меня взглядом.
Из-за множества бородавок на лице и лысом черепе его звали Жабом. В принципе, это и лицом было трудно назвать — натуральная лягушачья морда, высунувшаяся из темно-синего воротника. Даже ресницы и брови у него отсутствовали. Хорошо хоть кожа не зеленая.
Я отставил ногу и закинул руки за спину.
— Мне доложили об инциденте на камбузе. — Голос у командира был дребезжащим и чуть клокочущим. — Почему ты поднялся из-за стола без команды?
— Меня кто-то толкнул, когда я пил молоко. Хотел выяснить, кто это сделал.
Жаб задумчиво почесал лысую кожу на черепе. Видно было, что на затылке она собирается в три внушительные складки. Эта рыхлая лысина пугала в его облике больше всего, заставляя всех без исключения курсантов испытывать по отношению к командиру почтение, смешанное с изрядной долей страха. Как выглядели командиры других взводов, мне видеть не приходилось, а трое ротных были обычными сухопутными крысами, похожими на школьных учителей.
— И что было бы, если бы ты узнал своего обидчика? — В его голосе невозможно было уловить эмоции.
— Не знаю, — ответил я.
— Понятно. — Он прищурился и вдруг рявкнул: — Кру-гом!
Я выполнил команду четко, как на плацу. Звонко щелкнули каблуки. Теперь передо мной была дверь. То ли нервы у меня окончательно сдали, то ли с губ взводного действительно сорвался смешок.
— Кругом, — гораздо тише произнес он.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов.
— Не повезло тебе, охотник, — змеиным шепотом протянул Жаб. — Прозвища вроде Небритой Жопы прилипают надолго, по себе знаю.
Мне с трудом удалось сдержать улыбку — его голова, на мой взгляд, имела больше общего с задницей, чем мой полувыбритый затылок. И в то же время ощущение создавалось такое, будто опасность грозит именно моей заднице.
Легкий бриз, проникая в кабинет, трепал уголки рисунков. Командир задумчиво пробежал глазами по экрану компьютера и снова поднял взгляд на меня.
— Здесь список распределений всего взвода, — сухо сообщил он.
Мне этого знать точно не полагалось. Мало того, многие из тех, кто недавно смеялся надо мной на камбузе, сплясали бы голыми на столе за возможность заглянуть в этот файл.
— Хочешь посмотреть?
На самом деле мне хотелось ущипнуть себя за бедро, но я сдержался.
— Так точно, — ответил я, стараясь ни в чем не отклониться от уставных отношений с начальством.
В принципе предложение командира почти наверняка означало мое отчисление, поскольку с такой информацией в голове мне вряд ли будет позволено перемолвиться с бывшими товарищами хотя бы десятком слов.
— Можешь взглянуть.
Я не очень уверенно обогнул стол и осторожно бросил взгляд на экран компьютера. Внутри у меня все трепетало, словно мне предложили заглянуть в файл с описанием моей судьбы, включая точную дату смерти. Взгляд выхватил лишь самое важное: Роман Савельев, уровень допуска первый, база «D-26», Тихий океан. Со мной должны были ехать Влад, двое ребят из его прихвостней и четверо из другого отделения. Их я почти не знал.
— Доволен? — чуть насмешливо спросил Жаб.
— Никак нет, — набравшись смелости, ответил я.
— Не сложились отношения с ребятами? — Тонкие губы командира дрогнули в подобии улыбки.
— С этими не сложились.
— Ну, после твоей утренней стрижки вряд ли что-то улучшится. — Жаб повернулся в кресле. — Если кто-то из недругов попадет с тобой на одну базу, ты до самого увольнения останешься посмешищем. Или до самой смерти. Как повезет.
Об этом я был способен догадаться и сам.
— Вы хотите меня отчислить. — Я решил произнести эту фразу без вопросительной интонации. — Пытаетесь выставить это благом для меня. Не надо.
Я умолк, стиснув кулаки, иначе все эмоции выплеснулись бы из меня наружу.
Жаб придвинулся ближе ко мне.
— Я командир и сам способен решить, что надо делать, а что нет, — он понизил голос до угрожающе вкрадчивого шепота. — Но сейчас, охотник, я хочу тебе самому дать возможность принять важное решение. Причем не только за себя, но и за другого человека, который о нашем разговоре понятия не имеет.
Я еще не понял, о чем пойдет речь, но холодок страха уже пробежал по моей спине. Бриз дунул в окно сильнее. Запахло морем.
— Ты можешь выбрать один из двух путей. — Голос командира клокотал почти в самое мое ухо. — Либо отправиться согласно штатному расписанию на базу «D-26», либо через двадцать минут погрузиться на транспорт, идущий в Атлантику, на базу «С-34». Там не так горячо, как у берегов Японии, и медаль, скажу прямо, заработать будет непросто. Точнее, почти невозможно, если не случится стихийное бедствие. Но с кличкой Небритая Жопа ты ее не заработаешь и на «D-26». До конца службы просидишь помощником кока на камбузе.
Он был прав. Я долго не раздумывал:
— Я поеду в Атлантику.
Жаб довольно прижмурился и занял в кресле прежнее положение — откинулся на спинку и расслабил плечи. Мерцание монитора отсвечивало на его голых надбровных дугах.
Пух от тополя влетел в окно и медленно закружился по кабинету. В детстве мы верили, что, кто поймает такую пушинку, на следующий день получит письмо. Но мне это не грозило. Не от кого.
— Теперь осталось выяснить, чью еще судьбу ты сейчас решил, — командир потер ладони и положил пальцы на клавиатуру. — Есть предложения?
— В смысле? — не понял я.
— База «С-34» не входит в список распределения, — пояснил Жаб. — Туда никого не собирались отправлять. Но я сам оттуда, поэтому имею право привезти с собой пополнение.
Мне стало ясно, в чем заключалась проблема.
— Вы не можете взять меня одного? — спросил я.
— Да, есть такой закон. Понимаешь, база «С-34» не из лучших. Скучно там, а молодые охотники стремятся совершать подвиги. С тобой все ясно, ты свой выбор сделал, а вот загнать ни в чем не повинного курсанта в океанскую глухомань мне представляется не совсем этичным.
— Сергей Постригань был бы рад попасть в спокойное место! — сразу произнес я.
— Ты думаешь?
— Так точно!
— Расслабься, — насмешливо фыркнул Жаб.
— Да, я уверен, — мне пришлось чуть понизить голос.
— Почему?
— Он сам сказал, когда подбривал мне шею.
Я спохватился, что сболтнул лишнего, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.