Глава седьмая
Гнусное судебное разбирательство
Вестминстер-Холл, 14 июня 1858 года
Первым к суду обратился адвокат Генри.
— Робинсоны поженились в тысяча восемьсот сорок четвертом году[80], — начал Монтегю Чемберс, королевский адвокат. — Миссис Робинсон была тогда вдовой мистера Дэнси и обладала годовым доходом от четырехсот до пятисот фунтов стерлингов, закрепленными за ней для отдельного пользования. После заключения брака Робинсоны жили в Блэкхите, Эдинбурге, Булони и окрестностях Рединга. Во время их пребывания в Эдинбурге в тысяча восемьсот пятидесятом году они познакомились с мистером Лейном, тогда изучавшим право, который впоследствии женился на дочери леди Дрисдейл. Он открыл водолечебное заведение в Мур-парке, вероятно, хорошо известное вашим светлостям, поскольку прежде являлось резиденцией сэра Уильяма Темпла.
Трое судей, составлявших Суд по бракоразводным и семейным делам, сидели на возвышении под балдахином с красными занавесями. Сэр Крессуэлл Крессуэлл, высокий и худой, поигрывавший лорнетом холостяк шестидесяти четырех лет, был председателем отделения Высокого суда по делам о наследствах, разводах и по морским делам и председательствовал в этом суде. Сэр Александр Кокберн, невысокий мужчина пятидесяти пяти лет, с острым взглядом голубых глаз, под глазами мешки, являлся главным судьей Суда общих тяжб — третьим судьей самого высокого ранга в стране; тоже холостяк, он, однако, как широко было известно в его кругу, имел двух детей (двенадцати и девятнадцати лет) от незамужней женщины. Хотя на судейском месте Кокберн являл собой величавое зрелище, он был известным светским львом и зачастую едва успевал в суд к самому началу слушаний, открывавшихся в одиннадцать часов. Сэр Уильям Уайтман был последним по старшинству из трех судей, но самым опытным в делах закона и брака: из своих семидесяти двух лет он двадцать семь лет служил в суде и был женат тридцать девять лет. Судьи решили слушать дело Робинсонов без присяжных: они вынесут вердикт сами. На головах у них красовались парики из конского волоса, на плечах — красные мантии, отороченные горностаем, в которых в жару было тяжело.
Солнечный свет лился[81] в зал суда через стеклянную башенку и кольцо круглых световых люков в его куполе, падая на длинные столы и скамьи внизу. Проникало сюда и городское зловоние. В период сильной жары, донимавшей Лондон в июне того года, «большая вонь» сточных вод поднималась с илистых берегов Темзы и просачивалась в палаты парламента и примыкающие суды Вестминстер-Холла. К полудню температура достигала[82] восьмидесяти пяти градусов по Фаренгейту, а к трем часам — девяноста градусов[83].
Мистер Чемберс — бывший гренадер гвардейского полка и парламентарий пятидесяти восьми лет, с густыми темными бровями, доброжелательный и компетентный, — продолжал:
— Мистер Робинсон был инженером-строителем и по необходимости надолго уезжал из города. Он начал строительство дома для себя в пригороде Рединга. Переехав туда, они возобновили свое знакомство с Лейнами и часто навещали их в Мур-парке вместе. Однако чаще миссис Робинсон ездила туда одна, и будет доказано, что близость между ответчиками привлекла внимание некоторых пациентов и слуг заведения. Однако мистер Робинсон оставался в совершенном убеждении в верности своей жены, пока наконец в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, во время болезни миссис Робинсон, случайно не обнаружил исключительное повествование, немедленно открывшее ему глаза на моральную нечистоплотность и неверность миссис Робинсон.
Чемберс и другие королевские адвокаты надевали черные шелковые мантии, белые сорочки, белые воротники-стойки и белые парики из щетины, закрывавшие их бакенбарды. Сидели они лицом к судьям, их помощники в мантиях из грубой черной ткани располагались позади них. Толпа зрителей заполняла остальную часть зала суда и галерею, шедшую по кругу внутри купола — мужчины в сюртуках, жилетах и галстуках, шляпы держат в руках, женщины в платьях с кружевными воротниками и широкими юбками на кринолине, волосы разделены на пробор под шляпками-капорами. Генри мог быть среди зрителей, хотя маловероятно, чтобы Изабелла или Эдвард присутствовали на суде; адвокаты известят их о ходе дела. Никому из главных действующих лиц не позволили выступить на суде в качестве свидетелей.
— Миссис Робинсон была нездорова, — сказал Чемберс, — и ее муж затем нашел несколько дневников, исписанных ее почерком и составивших в высшей степени экстравагантное повествование об аморальном поступке его жены. Похоже, после знакомства миссис Робинсон с мистером Лейном в Эдинбурге, он, согласно ее дневнику, ей поначалу не слишком понравился, но вскоре она уже чрезвычайно им восхищалась. Она даже подробно описывала, как он выглядел и как был одет. Имеются определенные сведения о более поздних встречах в Мур-парке в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году, убедительно свидетельствующие, что было совершено прелюбодеяние.
Несколько фактов во вступительном слове Чемберса не соответствовали истине. Эдвард Лейн уже был женат, когда Робинсоны познакомились с ним в 1850 году, и тогда изучал медицину, получив звание юриста тремя годами раньше. Изабелла сразу же увлеклась им, судя по ее дневнику; только позже, в пику, она действительно резко о нем отзывалась. И Генри читал дневник Изабеллы в 1856-м, а не в 1857 году. В излагаемую перед судом информацию ошибки закрадывались часто — Генри рассказал свою историю собственному адвокату, который затем проинструктировал барристеров, — но ошибка с датой чтения им дневника могла быть допущена намеренно. Предполагалось, что, узнав о неверности жены, муж станет действовать быстро, и задержка с требованием законной компенсации могла обернуться против него. «Первым делом суд смотрит на то, когда выдвинуто обвинение в супружеской измене, — советует справочник 1860 года по бракоразводным делам, — соответствует ли дата обвинения дате совершения преступного деяния и дате, когда о нем стало известно стороне, заявляющей об этом». Любая несостыковка во времени даст повод предполагать, что Генри примирился с изменой Изабеллы либо сговорился с ней, чтобы расторгнуть их брак. И то и другое не позволяло получить развод.
— Я предлагаю, — сказал Чемберс, — представить в качестве доказательства определенные дневниковые тетради миссис Робинсон. Они установят вину миссис Робинсон, но я вынужден признать, что сомневаюсь, посчитает ли их ваша светлость достаточными для обвинений против мистера Лейна.
При этих словах встал защитник Эдварда Лейна Уильям Форсит, королевский адвокат. Он сказал, что не согласен с принятием дневников в качестве доказательства против любого из ответчиков.
— Если миссис Робинсон признают виновной в прелюбодеянии, то это может быть только с доктором Лейном, — возразил Форсит, сорокапятилетний шотландец с длинным лицом, — но допущения или признания, если брать сам дневник, не могут являться свидетельством против него, а следовательно, ими вообще не следует пользоваться.
Вопрос о статусе дневника как доказательства досаждал суду на протяжении всего процесса. Правила гласили, что его можно использовать против миссис Робинсон (как признание), но не против доктора Лейна (как обвинение).
Судьи посовещались и объявили, что считают допустимым принятие дневников если не против него, то против нее. Крессуэлл пояснил:
— Если нескольких человек обвиняют в краже со взломом или в тайном сговоре и один из них делает признание, обвиняющее остальных, против которых нет других доказательств, совершенно верно, что его заявление не станет свидетельством против кого-либо еще, но разве самого этого человека не признают виновным?
— Нет, — ответил Форсит.
В минуты нетерпения Крессуэлл вертел лорнетом. Прежде чем дать сокрушительный отпор, он часто прибегал к преувеличенной вежливости. Он обратился к Форситу:
— Я был бы рад увидеть какой-нибудь авторитетный источник, подтверждающий данное заявление ученого адвоката.
Форсит не стал далее развивать свою мысль, а адвокат Изабеллы, доктор Роберт Филлимор, быстро отказался от собственного плана бороться против представления дневника. Поднявшись, он сказал, что собирался возражать по этому поводу от имени миссис Робинсон, «но после мнения, только что высказанного судом, я не стану этого делать». Первоначальная стратегия адвокатов защиты — нейтрализовать главную улику против их клиентов, изъяв дневник, — провалилась.
Чемберс ходатайствовал о представлении суду дневников Изабеллы. Он попросил клерка зачитать из них выдержки, но сначала предупредил, что их содержание может смутить невинных людей.