- Вы в курсе? Я полагал, что вы не интересуетесь политикой.
- Такое происходит не только в политике, и Маскулены имеются всюду.
Мне кажется - поправьте меня, если я ошибаюсь, - что этим человеком движет одна страсть - жажда власти, но он хладнокровен и умеет ждать своего часа. Время от времени он мечет громы в парламенте и в газетах, разоблачая какое-нибудь злоупотребление или скандал.
Пуан слушал с возрастающим интересом.
- Таким образом он мало-помалу завоевал себе репутацию бескомпромиссного борца за справедливость. И все озлобленные, все бунтари и фанатики типа Пикмаля обращаются к нему, когда им кажется, что они открыли злоупотребление. Он, вероятно, получает письма того же рода, как мы, когда совершается какое-нибудь таинственное преступление. Их пишут люди не совсем нормальные, маньяки, а также те, кто ищет возможность выместить ненависть против родственника, бывшего друга или соседа. Однако в этой массе встречаются и письма, которые наводят на след; без них по улицам города ходило бы гораздо больше убийц. Пикмаль, индивидуалист, искавший истину во всех экстремистских группах, во всех религиях и философиях, является как раз таким человеком, который, найдя отчет Калама, и не подумал отдать его своим непосредственным начальникам, поскольку им не доверял. Он обратился к известному защитнику справедливости, уверенный, что таким образом спасет отчет от заговора молчания.
- Но если отчет в руках Маскулена, почему же он до сих пор не воспользовался им?
- По причине, о которой я вам уже говорил. Для поддержания своей репутации ему время от времени необходимо поднимать какой-нибудь скандал. Шантажные листки типа "Молвы" печатают только те сведения, которые им сообщают. А вот то, о чем им не сообщают, как раз и есть самое важное... Отчет Калама слишком лакомый кусок, чтобы бросить его просто так на съедение публике... Как вы думаете, если доклад у Маскулена, сколько высокопоставленных лиц он держит в своих руках?
Включая, конечно, и Артюра Нику?
- Много. Несколько десятков.
- Нам неизвестно, сколько у него таких документов, которыми он может воспользоваться в любой момент и с помощью которых в тот день, когда почувствует себя достаточно сильным, сумеет достигнуть своей цели.
- Я уже думал об этом, - признался Пуан. - И это меня пугает. Если отчет у него, то вряд ли нам удастся его достать. А если я не продемонстрирую отчет или не сумею представить формальные доказательства, что такое-то лицо его уничтожило, то буду опорочен: меня обвинят в его сокрытии.
Мегрэ заметил, как мадам Пуан отвернулась, пряча скатившуюся по щеке слезу. Пуан тоже заметил это и на мгновение потерял самообладание.
Анн-Мари укоризненно воскликнула:
- Мама!
Мадам Пуан тряхнула головой, как бы говоря, что это так, ерунда, и быстро вышла из комнаты.
- Вот видите! - произнес Пуан, как будто происшедшее нуждалось в комментариях.
Прав ли был Мегрэ? Не повлиял ли на него драматизм обстановки? Он заявил с абсолютной уверенностью:
- Не обещаю вам найти отчет Калама. Но я найду того, кто залез к вам в квартиру и украл документ. Это моя профессия.
- Вы надеетесь?
- Уверен в этом.
Мегрэ поднялся. Пуан пробормотал:
- Я пойду вместе с вами.
Затем, обращаясь к дочери, попросил:
- Передай маме то, что комиссар только что сказал мне.