Наконец кувыркание прекратилось. Джип последний раз встал на нос и, едва качнувшись, рухнул в ту сторону, что когда-то называлась низом. В уши воткнулась могильная тишина, но и она вскоре рассыпалась от беспорядочных выстрелов, доносившихся из леса.
Стрелявшие окружили автомобиль и принялись чем-то скрипеть.
— Заднюю заклинило…
— Выбивай лобовое…
— Оно бронированное…
— Эй, слышь… Вы только не умирайте, — раздалось спереди.
Я открыл рот, позволяя солоноватому комку вывалиться на пол — сплюнуть не было сил.
— Ксения…
— Живая. А ты?
— Вроде.
Снаружи раздалось дружное «ух», и задняя дверь вырвалась вместе с замком и петлями. Меня ослепили ярким лучом света и удовлетворенно отметили:
— Моргает!
— Слышь! — зашевелился темнокожий. — Про меня не забудьте! Сжало всего, как персик в компоте.
— Персик! — заржал человек с фонариком. — Левша, ты домкрат не забыл?
— А чего?
— Веселый застрял. Говорит, как персик!
— Ха-ха-ха! — залился неведомый Левша. — Может, его теперь так и звать?
— Лучше повидло. Веселый! Ты себе не все там отдавил?
— Вот щас вылезу, и проверим.
К машине подошел еще один человек и, включив плоскую лампу, просунул ее в разбитое боковое окно. Я увидел такое, от чего меня чуть не стошнило: одно из тел лежало на заднем сиденье лицом кверху, точнее сказать — вверх животом, поскольку его лицо превратилось в изжеванный кусок мяса, из которого торчал лишенный века глаз.
Нас с Ксенией аккуратно извлекли из машины и перенесли на разложенное одеяло. Чуть позже к нам приковылял толстый негр, которого почему-то звали Веселым, и близоруко склонился над сложенными ладонями.
— Слышь, посвети. Ключик выбрать не могу.
Когда ключ нашелся. Веселый без всяких условий разомкнул наши наручники и сел рядом.
— Ничего не поломали? — поинтересовался он. — Странно.
Спустя некоторое время подтянулись и остальные. Кроме Веселого я насчитал еще четырех. У каждого на шее висел легкий асимметричный автомат без приклада с коротким стволом и длинным изогнутым магазином. Все были белыми, небритыми и одинаково взлохмаченными. В их лицах не было ни жестокости, ни даже азарта — лишь усталость и умиротворение. Дело сделано, говорили их глаза, в машине осталось три трупа — что ж, помолимся за их души.
— Ты прямо добытчик! — сказал один из партизан, обращаясь к Веселому. — Харчей целую сумку притащил.
— Это не мое. Ребята с собой несли.
— Ты у меня штуку одну отобрал, помнишь? — спросила Ксения. — Черная такая, пластмассовая. Не потерял еще?
— Синхронизатор, что ли? — отозвался Веселый. — Как можно? Вот, в целости и сохранности. — Он открыл металлический футляр и вытряхнул на ладонь дырокол. — Забирай.
— Один шевелится, — крикнул кто-то, вернувшись к джипу. — Оставить?
— Смотря кто, — ответил, с трудом поднимаясь, Веселый. Он приблизился к машине и, взяв водителя за шкирку, вытащил его на асфальт. — Не, — сказал он. — Этого оставлять никак нельзя, умный больно.
— Тебе виднее.
Негр достал пистолет, уткнул ствол в голову водителю и, что-то пробормотав, нажал на спусковой крючок.
— Кажется, вертолет, — молвил Левша, прислушавшись. — Надо убираться.
Он достал из-за пазухи блестящую коробочку и осторожно открыл. В ней, бережно завернутая в бархатный лоскут, покоилась… еще одна машинка.
— Откуда? — воскликнула Ксения.
— Синхронизатор?
— Почему «синхронизатор»?
— А что же еще?
— Дырокол, — уверенно ответила она и, взглянув на меня, добавила:
— Или машинка.
— Мне нравится, — заявил Веселый. — Машинка… — повторил он задумчиво. — Слышь, Левша, в этом что-то есть. Просто и по-нашему, без всяких выкрутасов.
— А мне все равно. Как Лиманский скажет, так и будет. Ну, пошли, а то накроют.
Он направил машинку в сторону и открыл дыру. Партизаны выстроились в очередь и один за другим запрыгнули в плоскость. Похоже, перемещаться во времени для них было так же привычно, как видеть висящий на нерве глаз или добивать раненого врага.
— А вы чего стоите? — нетерпеливо спросил Веселый, когда трое бойцов исчезли.
— Чтобы пойти с вами, нам надо знать, кто вы такие.
— Сопротивление, — просто ответил Левша. — Слышали, нет?
— Да, один приятель как-то упоминал.
— Приятель, — усмехнулся Веселый. — Это не тот, который вас консервами одарил?
— Допустим.
— Хорошие у тебя приятели. Вручают под видом тушенки радиомаяк, а потом звонят в ГИП. Скажи спасибо, что за вами послали мою группу, а то уже получил бы пяток иголок под ногти.
— Ты служишь в Гвардии Исламского Порядка? — спросила Ксения.
— Уже нет, — ответил он, глянув на дымящийся джип. — Пора, ребятки.
Веселый указал на небо. Со стороны Москвы к нам приближалось какое-то светлое пятнышко.
— Пойдем, Ксюша, хуже не будет.
— Это точно, — подтвердил Левша.
Я шагнул в дыру и невольно посмотрел вверх. Над лесом занимался чистый рассвет.
— Лето?
Партизаны вразнобой закивали и подставили лица восходящему солнцу. Воздух быстро прогрелся, и в деревьях беспечно запели птицы.
— Зачем мы понадобились Гвардии?
— Не вы, а синхронизатор. Без него им до Сопротивления не добраться.
Мы стояли на дороге, как заправские туристы. Если бы не оружие и мрачный вид бойцов, нас и впрямь можно было принять за путешествующих автостопом.
— На приличных людей мы не похожи, — заметила Ксения. — Не боитесь, что кто-нибудь увидит и снова донесет?
— Здесь нет посторонних. Сюда попадают только с дыроколом.
— В каком мы году?
— Недалеко, в тридцать восьмом.
— Всего двенадцать лет? В тридцать восьмой можно попасть и без машинки. Просто дожить.
— Нельзя, — отрезал Левша. — Это никому не удалось — дожить.
Из-за поворота показался какой-то железный монстр. Он был собран из разных частей по принципу «лишь бы ехало»: основой послужила ходовая часть легкого трехосного вездехода с огромными, как черные бегемоты, колесами, спереди была приделана наклонная решетка вроде тех, что когда-то стояли на паровозах, а сзади поднималась к небу длинная выхлопная труба с треугольной заглушкой на конце. Венчал этот образчик автомобильного зодчества корпус от старого автобуса со спиленной крышей. Забраться в машину можно было только по лестнице, сваренной из толстой арматуры.
— У нас тут холодов не бывает, — пояснил Левша.
— Пополнение? — спросил водитель с длинными волосами, собранными в хвост. — Чего там новенького?
— С начальством поссорился, — сообщил Веселый.
Автобус кое-как развернулся на узкой дороге, и мы поехали обратно в Москву.
— Не забудь оплатить проезд! — крикнул хвостатый.
Один из бойцов достал полуторалитровую бутыль с темной жидкостью и пустил ее по кругу. Каждый отхлебывал из горлышка граммов по сто, затем передавал спиртное дальше. Вскоре настал и мой черед. Пить мне не хотелось, но отрываться от коллектива было нельзя. В посудине оказалось поганое бренди, и я закашлялся после первого же глотка.
Ксения тоже пригубила, но чисто символически, и вопросительно посмотрела на Веселого.
— Отдай Коню, — кивнул он на водителя.
Ксения с сомнением взболтнула бутыль — там оставалось не меньше трети, но все подтвердили, что теперь очередь шофера. Конь умело закрутил жидкость в спираль и, задрав голову, вставил горлышко себе в рот. Раздались дружные аплодисменты. В считанные секунды спиртное перебралось в желудок, после чего водитель отбросил бутылку в кусты и затянул какую-то грустную песню. Все это время автобус двигался с прежней скоростью.
Алкоголь побудил к общению, и мы принялись знакомиться. Каждый партизан имел прозвище, за которым стояла целая история.
Веселый получил свою кличку вовсе не за чувство юмора, а потому, что его настоящее имя было Роджер. Однако «Веселый Роджер» звучало слишком длинно, и второе слово частенько проглатывали, пока не отбросили совсем.
С Левшой была целая эпопея. Ни левая рука, ни его мастеровитость оказались ни при чем — там имел место неприятный случай со вшами, которых он подцепил, переночевав в одном бараке с беженцами. Чем все закончилось, никто толком не помнил, а сам Левша распространяться на эту тему отказался.
Кроме Веселого, Левши и Коня в группе были Радист, Сыр и угрюмый мужик лет сорока с трогательной кличкой Мама.
Слушая их россказни, мы с Ксенией так развеселились, что забыли о страшной фразе, произнесенной Левшой. И, только въехав в Москву, мы поняли, что означает «никому не удалось дожить».
Города как такового не было. Миновав Кольцевую дорогу, засыпанную песком и скрюченными листьями, мы взобрались на бескрайнюю черную возвышенность. Слева, справа, впереди — везде взгляд царапался об одно и то же: низкие развалины, груды битого кирпича и осколков бетона, тощие змеи проволоки, скорчившиеся в тщетной попытке выползти наружу.