– А я не на снегу! Я на тулупе! Иди ко мне! – И Лида распахнула полы тулупа.
– Да что ж это такое…
Марк улегся сверху, поцеловал ее, вгляделся пристальней и рассмеялся:
– Лидка! Ты пьяная! Первый раз в жизни вижу тебя пьяной! Сколько ж ты выпила шампанского?
– Никакого… шапас… шампанского… Это от счас… сейчасья… От счастья!
– И кого я только взял в жены! Алкоголичку?
– А ты еще и не взял! У нас не было… как это… первой брачной ночи!
– И не будет. Зато будет первый брачный вечер. У нас все не так, как у нормальных людей. Поднимайся! У нас часа четыре есть. Ну, вставай, вставай!
– Зачем… вставай? Хочу прямо здесь!
– Артемида, холодно! Совсем с ума сошла! Отморозим все, на хрен!
– Не успеем… Я горячая…
– Это точно! Ну, давай, потихонечку… Нет, это ж надо! Напилась в зюзю…
Кое-как они добрались до дома, потом – значительно быстрее! – до постели. Марка все время разбирал смех – уж больно забавно выглядела Лида. Но, несмотря на некоторую комичность ситуации, все у них получилось очень даже бурно и пылко, хотя и несколько сумбурно. Лида тут же заснула. А Марк обнимал ее и все усмехался, вспоминая подробности их скоропалительной женитьбы. Потом и сам задремал. Проснулись они в полной тьме.
– Сколько времени? – зевая, спросила Лида. – Мы Новый год не проспали?
Марк включил ночник.
– Еще восьми нет. Ну, Лидия Алексеевна Шохина, как вы себя чувствуете в качестве законной жены?
– Ой! Так это правда было? А я решила, мне приснилось! Нет, честно? Это не розыгрыш?
– Какой розыгрыш! Вон у тебя кольцо на пальце, свидетельство – на столе. Штампы в паспортах – все как положено.
– Кольцо! А откуда ты кольца-то взял?!
– Это родительские. Если хочешь, можем потом свои купить.
– Нет, пусть уж эти. Ну надо же! А я думала, ты еще год раскачиваться будешь! Ты что, еще в Москве это задумал?
– Да нет, вчера. Так, спонтанно. Это Синельников все провернул. Он же давно мечтал нас поженить.
– Сережка! Ой, это что же – мне теперь все документы придется менять?!
– Раньше надо было думать! Все, поезд ушел. Теперь ты Шохина на веки вечные.
– А я и не против. Зато ты теперь совсем мой.
– Да я всегда был твоим, ты не знала?
– Догадывалась…
Они притихли, вспоминая прошлое, а потом Марк вздохнул:
– Да-а… Мы с тобой как журавль и цапля из детской сказки… Все ходили кругами…
– Точно! Я как раз думала, что таких идиотов, как мы, еще поискать надо. Знаешь что, давай мы будем все друг другу говорить? А то мы начинаем представлять, что другой думает или чувствует, а на самом-то деле не так!
– Попробуем.
– Может, теперь и с ребенком получится… А то обидно – в первый раз сразу залетела, а теперь – никак…
– Будем надеяться.
– И еще знаешь что?
– Что, милая?
– Мне кажется, нам надо перестать оглядываться на прошлое. Все равно ничего не исправить. Точки восстановления, как в компьютере, нет. Этот уровень нам никогда не переиграть, надо двигаться дальше.
– Да, ты права, как всегда. И за что только мне, дураку, Господь послал такую мудрую женщину! Оглядываться не надо, верно… Но и забывать нельзя.
– Да разве забудешь…
– Я только сейчас наконец осознал, почему Вика это сделала. Не с Владиком, а…
– Я поняла. И почему?
– Из-за нас. Потому что она любила нас всех. Когда приезжали вы с Илькой, она просто светилась от счастья. Ведь ей от меня совсем не секс был нужен, а просто любовь. Обычная человеческая любовь. Тепло, нежность, защищенность. А я… привел ее в дом и решил, что все уже хорошо: накормлена, обогрета, под присмотром…
Лида слушала очень внимательно и с облегчением вздыхала про себя: значит, Марк сам все понял! Так что вполне можно показать ему те фотографии…
– Мне Сережка говорил: когда вы с Лидой вместе, вы словно в круге света. И Вика хотела войти в этот свет. А получилось, что привнесла мрак. Я думаю, она постепенно осознала. Поэтому и ушла. Боялась, что станет еще хуже. Да, собственно, и стало. И еще я думаю, что мы с тобой были обречены на Вику. При любом раскладе – уехала бы ты с Патриком, осталась бы со мной, – так или иначе, но Вика вошла бы в нашу жизнь. Мне даже кажется, что подсознательно она хотела быть нашим ребенком. И ты знаешь, сейчас, когда она ушла… я, наконец, люблю ее так, как ей хотелось.
– Я тоже…
Они лежали, прижавшись друг к другу, и привыкали к своему новому состоянию. Казалось бы, что такого: штамп в паспорте! Ничто вроде бы не изменилось. Но изменилось все, и оба это чувствовали, хотя и не смогли бы объяснить словами. Все перегородки и стены рухнули окончательно, сметенные силой выстраданной ими любви. Пространство вокруг них как-то странно мерцало и тихонько звенело, и в этом мерцании вдруг обоим привиделась Вика – она стояла в торце кровати и держала на руках живое светящееся облачко – их будущего ребенка. Она была совсем не такая, как в прежних снах, и Марк с Лидой не чувствовали никакого страха – одну только нежность и тепло.
– Это вы хорошо придумали – пожениться. Правильно! – сказала Вика и выпустила облачко из рук, оно поплыло и осыпалось на Марка и Лиду золотыми искрами. – А ребенок у вас получится. Уже получился. И обязательно будет девочка. Только не называйте ее моим именем – какое-то оно несчастливое!
Эпилог
Марк остановился у Айвазовского. Всадник на берегу моря – голубое, белое, золотое. Лежащая вверх дном лодка, огромное кучевое облако, и на самой линии горизонта, далеко-далеко, – маленький парусник. В зале почему-то пахло нарциссами – Марк закрыл на секунду глаза.
– Папа, Анютка совсем глупая! Я ей говорю – зайцы, а она – котики! Скажи – зайцы!
Илья вел за руку упрямо насупившуюся трехлетнюю Анечку.
– Нет, котики!
Марк наклонился к ней:
– Где ж ты там видела котиков, детка? У них же длинные ушки. А разве у котиков бывают такие ушки?
– Бывают!
Марк засмеялся, поднял дочку на руки.
– Ну пойдем, посмотрим хорошенько.
В соседнем зале были выставлены натюрморты местного художника, которые очень нравились детям: забавные цыплята, толстые щенки и пушистые кролики среди кочанов капусты, яблок и цветов. Марк подозревал, что Анютка прекрасно разглядела кроликов и просто дразнила простодушного Илюшку – избалованная девочка с двух лет ярко проявляла свой вредный характер и доводила обожающего ее брата. Илька побежал вперед и столкнулся с входящей в зал Александрой:
– Здрасьте, теть Саш!
– Илья! Что за «теть Саш»? Александра Евгеньевна!
– Ничего страшного. Здравствуй! Мне сказали, что вы здесь. Надолго приехали? Как твои дела?
– Нормально, спасибо.
– А это кто у нас такой? Неужели Анечка? Какая большая! Глаза совсем как у бабушки!
– Да, весенние глаза.
Александра все говорила и говорила, пытаясь избавиться от волнения, но ничего не помогало. Каждый раз при встрече с Шохиным она терялась, как провинившаяся девочка, – и это она, директор музея, гроза подчиненных.
– Я так благодарен тебе за маму, просто нет слов! – В одном из нижних залов была устроена небольшая выставка работ Ольги Аркадьевны: пейзажи и натюрморты.
– Ну что ты! Это наш долг.
– Слышал, вас можно поздравить?
– Спасибо! Да, первое место!
Музей стал лауреатом Всероссийского конкурса, и Александра страшно этому радовалась.
Марк улыбнулся кому-то за ее спиной, и Саша оглянулась – из соседнего зала к ним подходила Лида. Май стоял жаркий, и на ней было легкое длинное платье – белое, в мелких нежных цветах. Лида шла походкой богини, гордо неся свой почти восьмимесячный живот, улыбалась и вся светилась, словно осыпанная золотой пыльцой.
Александра, увидев это воплощение цветущей победительной женственности, окаменела, и любезная улыбка застыла у нее на лице как приклеенная. «Несправедливо! – думала она, цепким женским взглядом оглядывая приближающуюся Лиду: – Опять беременна. В сорок лет. И так выглядит! А мы ведь ровесницы… Несправедливо! Никогда не замечала, что у нее рыжие волосы… Наверно, красится… И глаза! Разве у нее такие глаза были?» Она ни разу не виделась с Лидой после смерти Вики, хотя Шохины приезжали в Трубеж и на зимние каникулы, и на весенние, а уж летом – обязательно. Марк приводил Ильку на елку в музей, и в городе они с Александрой пару раз встречались мимоходом, но только сейчас Саша заметила, как поседел Марк.
– Привет! – Лида улыбнулась Александре и поцеловала Марка, а он тут же обнял ее за талию, поддерживая. Они были так явно счастливы, что у Александры мгновенно разболелась голова.
– Вы на праздники?
– Да нет, – ответил Марк, улыбаясь. – Мы вообще-то насовсем.
– Как… насовсем?
– Мы перебрались в Трубеж. В Москве нам тесно стало, – сказала Лида.