Выскочил я «наружу» через несколько минут – вначале с ходу пролетел через подвал, мгновенно пронзил пол, проскочил лежавшую на постели парочку (судя по всему, хозяин с хозяйкой), и как ракета ушел в воздушное пространство, за секунды поднявшись на высоту птичьего полета. И только тогда остановился.
Здорово! Это было здорово!
Я могу летать! Оказывается, я могу летать!
От восторга охнул, голова закружилась от полноты чувств, и через секунду, потеряв контроль над своими способностями, с диким кошачьим воплем начал падать, раскинув лапы и распустив хвост.
Но нет, теперь меня так просто не одолеешь, судьба! Повторения не будет!
Завис над домом, с наслаждением оглядываясь по сторонам.
Красиво!
Горизонт уже розовел, окрашивая облака неземным сочным светом. Темный город просыпался – странный, чужой, окутанный дымом, – похоже, что горели сотни очагов, на которых готовили пищу горожане. Дымились трубы в центре, курился дымок над домиками окраин.
Я видел город с высоты, будто стоял на вершине огромного небоскреба, подпирающего небесный свод. Над головой проплывают пухлые облака, едва не касаясь моей головы, огромные ватные горы, застывшие в предутренней тишине, вглядывающиеся в меня белыми глазами.
Мне вдруг показалось, что одно из облаков похоже на морду кота. Кот улыбался, ощерив белые клыки, и я невольно подмигнул ему, чувствуя, как душу переполняет радость и предвкушение хорошего!
Я жив, здоров, умен, да еще и обладаю магическими способностями – кто может мне противостоять?! Всех порву, демоны! Вы с кем связались?! На кого батон крошите?! Но пасаран!
Я радостно хохотнул и проложил дорогу туда, куда мне было нужно, – к огромному серому замку, чудовищному сооружению, порождению разума сумасшедшего архитектора. Башни, стены, маленькие и большие кубы, сцепившиеся друг с другом в прихотливом порядке, – это теперь был мой дом. И там внутри где‑то спала девушка, запавшая мне в душу. И пора было заступать на свой пост.
Сторожевой кот – забавная работа! Впрочем, не хуже любой другой.
Все могло быть гораздо, гораздо хуже!
Глава 4
Рассмотрение дела о злонамеренном использовании магии и об использовании черной магии перенесли на две недели в связи с болезнью ректора – так объявил посыльный, который постучался в дверь комнаты Амалии утром, еще до завтрака. Он сунул письмо ей в руки, скороговоркой выпалив формулу приветствия, и унесся по коридору, топая подкованными сапогами так, что казалось, будто парень убегает от смерти, поджидающей его за окованной металлом дверью. То ли на посыльного так подействовала информация о том, что Амалия балуется черной магией, то ли это было простое совпадение, но только бежал рыжий вихрастый придурок очень даже бойко, не хуже завзятого спортсмена.
Само собой, Амалия никакого внимания на поведение какого‑то там посыльного не обратила – она спокойно читала письмо, почесывая упругую ягодицу, зевала спросонок, сверкая чистыми белыми зубами, и щурилась на окно, за которым вставал слепящий диск утреннего солнца. Прочитав, снова перечитала его, уже вслух, будто не веря своим глазам, взмахнула желтоватой бумагой, на которой виднелся круглый оттиск печати, сияющий красным мерцающим светом (магия?!), и, обращаясь ко мне, лежавшему на кресле возле двери, сумрачно сказала:
– Болеет он, видишь ли! Врет небось! Свои делишки устраивает! Или выжидает, ага! А почему выжидает? Чего ждет? Что, не может переложить свои обязанности судьи на заместителя, магистра Хилгорна?
И тут в дверь снова постучали. Тонкий юношеский голосок из‑за двери известил, что у него имеется устное послание для госпожи Амалии от ректора университета и что он не может передавать сообщение, не убедившись, что именно госпожа его и получила.
Амалия сорвала со стула постельное покрывало, закуталась в него, как римский сенатор в тогу, и открыла, ничуть не смущаясь того обстоятельства, что слева из разреза тоги проглядывало ее безупречно гладкое, белое бедро, а вся ткань того и гляди сползет с торчащей вперед непослушной груди, затвердевшей на утреннем холодке (окно открыто, и в комнате довольно‑таки прохладно).
Паренек густо покраснел, тут же оценив ситуацию, и уткнувшись взглядом в пол, пробубнил послание, почти заговорщицки понизив голос:
– Господин ректор ждет вас в своем кабинете в полдень, после двенадцатого удара колокола для конфиденциальной беседы. Просит не опаздывать, так как на час пополудни у него назначена важная встреча.
– Какова же будет тема беседы? – удивленно осведомилась девушка, от волнения не удержав один из концов полотна. Покрывало сползло с груди, обнажив левое полушарие и то, на чем оно держалось, почти до самого пупка. Хозяйку это обстоятельство на удивление совсем не смутило, она спокойно запахнулась, глядя на мальчишку как на мебель или на барана, мирно пасущегося на лужайке.
– Это мне не известно, госпожа! – виновато ответил посыльный и, низко поклонившись, добавил: – Что мне передать господину ректору?
– Прибуду, конечно! – слегка раздраженно ответила Амалия, пожав прекрасными плечами. – Кто в здравом уме откажется идти по вызову ректора, а, парнишка?
– Не знаю… – пролепетал посыльный и начал усиленно покусывать нижнюю губу, будто пытаясь привести себя в чувство болью от прокушенной кожи. – Вам виднее, госпожа баронесса!
– Иди отсюда! – коротко и надменно приказала девушка. – Скажи, что я приду после двенадцатого удара колокола. Все, вали, не мешай мне умываться!
Дверь захлопнулась за смущенным и возбужденным подростком, а я стал раздумывать, что бы это значило? Что за конфиденциальная беседа?
Придумать ничего не смог и быстро уснул, слушая, как Амалия, плескающаяся в душевой комнате, распевает довольно‑таки смелую песенку о девушке, встретившей солдата, возвращающегося с войны. Солдат, конечно, был прекрасен, и у него еще имелась длинная военная дудка, на которой девица была не против подудеть со всем умением своих пухленьких губок.
Все это подавалось так невинно, так нарочито целомудренно, что я вначале не поверил своим ушам – не об ЭТОМ же идет речь?! Амалия вообще понимает, о чем говорят слова, укрытые в красочных образах? Но когда услышал концовку песенки, убедился – все она прекрасно понимает, а песня эта вроде как аналог русской песни про коробейника – «Похабень классическая, обыкновенная!», как ее определил бы маститый ученый‑лингвист. Наверное.
М‑да. «О времена, о нравы!» И как это баронесса сумела сохранить девственность до стольких‑то лет?!
Хм‑м… скольких? С удивлением обнаружил, что не знаю, сколько лет моей покровительнице. Судя по строению тела – от пятнадцати до двадцати пяти. Взрослая уже девушка, точно! А на самом деле?
Амалия появилась из дверей душевой, зажав низ живота, шлепая босыми ногами по полу, пробежала к шкафу, что‑то достала, пристроила куда следовало и, морщась, натянула трусики. Потом повернулась ко мне, рубанув воздух рукой, будто бы держала в нем невидимый меч, яростно выдохнула:
– Ну почему, почему я не родилась мужчиной?! Ну вот ты посмотри: я не могу выбрать себе мужа без позволения отца, я не могу заниматься сексом до замужества – как будто в этой проклятой девственности заключена главная ценность баронского рода! Стоит переспать с кем‑то без позволения папочки, так меня сразу лишат наследства, папаша строго‑настрого меня об этом предупредил! А в довершение всех мучений я должна каждый месяц терпеть неудобства, которые терпит каждая нормальная женщина! Ну и где справедливость?! Мужчинам можно все, а женщинам – только то, что им позволят! (А так‑то недурно! – подумалось мне. – Есть в этом что‑то такое… настоящее, сильное! Нет, положительно в Средневековье есть свои плюшки! Нефиг задницами крутить! «Жена да убоится мужа своего!» Хе‑хе‑хе… ) Да еще боги наказали этим проклятым кровотечением!
При слове «кровотечение » я сразу насторожился, у меня в голове будто прозвучал звонок – вот оно! Теперь держи ухо востро!
Соскочив с кресла, отправился в душевую, чтобы убедиться – точно, у девицы месячные! И она, как самая настоящая чертова дура, бросила в мусорную корзинку клочок ваты, подтверждающий данный факт! А если он попадет в руки злодея?! А ведь попадет, или это не я ночью бегал за черным колдуном и слушал его речи!
Хотелось схватить этот кусок ваты и тут же бежать с ним куда подальше, пряча от чужих вороватых рук. Нет, вот все‑таки что Земля, что загробный мир, а девицы одни и те же – бестолковые, ветреные, не думающие о последствиях!
Любил я иногда посмотреть ролики «Женщины за рулем» и каждый раз поражался глупости маневров, совершаемых этими «водя тельницами». Смотришь, как дама таранит припаркованные автомобили или припирает слесаря СТО к стене, и думаешь – ну как можно было сделать ЭТО?! Как можно вести себя настолько тупо, на уровне умственно отсталого жителя джунглей?