- Ты мой папа? - тыкает в меня пальцем Катя.
- Разве непохож? - шепотом отвечаю я.
- Мой папа был с усами.
- Они мне очень мешали пить молоко, я их сбрил.
- Противное молоко можно было бы и не пить.
- Значит на тебя... покушались, - приходит в себя Елена Ивановна.
- Это предположение следователя.
- Мама, а папа усы сбрил.
- Разве папа от этого стал хуже?
- Нет. Но усы колются.
Мне всегда неприятно, когда люди вокруг тебя шепчутся и, показывая в меня пальцем говорят, что он упал с большой высоты, разбился вдребезги, но все-таки собран по косточкам и теперь ходит с палочкой. Таким героем быть противно.
Пароходство дало мне и жене путевку на юг и теперь я прощаюсь в больнице с персоналом. Люська расстроена. Мы в палате одни и, поджав ноги сидим на кровати.
- Дядечка, но вы же ее не любите. Как вы можете так просто поехать с чужой женщиной и потом обманывать ее всю жизнь. Вы же даже спать с ней будете, притворяясь законным мужем.
- Придется.
Люська от этих слов подпрыгивает.
- Что значит придется? Вы же фальшивый до основания, а что будет, когда она узнает правду?
- Не знаю.
- Вот видите. А я знаю. Для нее это будет жутким потрясением и она может даже заболеть...
- Типун тебе на язык, сорока.
Люська затихает, потом вспыхивает опять.
- А как же я?
- Ты хотела учиться на косметолога. Расти надо, а то настоящего мужика не приманишь, упустишь.
- Я уже упустила...
- Значит не доросла.
Она вспыхивает и выскакивает из палаты. Я иду в кабинет профессора. Он встает из-за стола и бережно трясет мою руку.
- Я сделал все хорошо. Склеил тебя, но не спас от самого себя. Если не лень будет написать письмо, то тисни несколько строчек.
Он бережно обнимает меня.
- Спасибо вам, профессор.
- Я еще не поблагодарил тебя за коньяк.
Жена и Катя ждут в вестибюле.
- Все? - спросила Елена Ивановна.
- Да.
- Сначала в гостиницу за вещами, а вечером на поезд в Ростов.
- Хорошо.
Мы садимся в такси и тут в окне больницы я вижу зареванное Люськино лицо. Прощай славная девчонка. Дай бог тебе хорошего, стоящего парня.
Евгения Дмитриевна, мать Елены, сразу у порога начала портить настроение.
- Иван Васильевич, с выздоровлением, вы настоящий герой. Надо же разбиться и так выкарабкаться. О вас в газете написано. Вот смотрите.
Она бежит в комнату и приносит несколько газет. На полосе лицо настоящего Полторанина с усами и заголовок: "Врачи сделали чудо". Почему "чудо", а в прочем, черт с ним. Отдаю газеты теще и иду по комнатам, вглядываясь в каждую вещь, оставленную настоящим Полтораниным и ту чужую жизнь, в которой он жил.
Катя сразу же в свою комнатку, а Елена вся светится от радости. Сначала она ходила за мной, потом ушла на кухню, утащив за собой мать.
В санатории нам выделили семейный номер и мы с Леной как дети волновались за нашу первую ночь. А утром, лежа на моей груди, она сказала.
- Здесь каждый миллиметр тела чужой. Слушай, Полторанин, тебя переделали основательно. Ты он и не он. И характер переменился здорово, раньше был не всегда трезвый, жесткий, а сейчас- мягче и ласковей, совсем не тот.
- Так лучше или хуже?
- Лучше, да еще как лучше.
Она приподнимает голову и смотрит на мое лицо. Потом тянется губами и касается щеки.
- Я тебя люблю, Иван. Поцелуй меня и прижми к себе крепко-крепко.
Месяц пролетел как сон. В санаторий пришла телеграмма, меня требовали на медицинскую комиссию. Мы заторопились домой.
Я обходил всех врачей три дня. Меня щупали, прослушивали, били молоточками, делали бесчисленные анализы, таскали из кабинета в кабинет и наконец пригласили к главному врачу. Когда я вошел, то чуть не упал у входа. Рядом с главным врачом, в штатском, сидел полковник Мухитдинов. И здесь достал, сатана.
- Поздравляю, Иван, - фамильярно начал полковник, - тебя признали годным. Я правильно говорю, Сергей Сергеевич, - обратился он к главному.
- Да, да. Иван Васильевич, мы нашли, что общих нарушений нет, анализы хорошие и думаю, что месяца через два вы можете идти в плавание.
- Что же мне делать два месяца?
- В управлении порта вам найдут работу. Сейчас вы меня простите, но мне надо выйти по делам.
Главный врач выходит и Мухитдинов лениво пересаживается в его кресло.
- Вот что, Иван Васильевич. Я наконец-то введу вас в курс дела, почему мы провели эту дикую операцию с переменой вашей фамилии. Лет восемь назад в комитете возникла мысль о увеличении денежных источников в казну нашего государства. Вы слышали, что-нибудь о валютных операциях?
- Нет.
- Идея проста. Покупаешь валюту по минимуму, а продаешь по максимуму. Разницу в карман государству.
Хитрит, наверно, всю разницу берет себе или другим, - подумал я.
- Так вот, - продолжал полковник. - Мы подобрали группу толковых людей в торговом флоте, связались с некоторыми зарубежными банками и организовали перевозку живых денег. Одним из ключевых фигур были вы, Иван Васильевич. Вам открыли счета в Амстердаме и вы доставляли и передавали туда деньги, а обратно уносили валюту. Ваши помощники, что бы вы, не дай бог, не мелькали ни где, занимались перевозками и прятали деньги или валюту в тайниках, на судах. Все шло хорошо, пока кому-то из этой команды не ударила мысль поживится на этих деньгах и... деньги стали пропадать. Вы знали кому передавали деньги и стали с них требовать возврата. Если бы вы вовремя сообщили нам об этом, никаких инцидентов может быть и не было, а так..., ваши друзья тянули, они все больше и больше наглели и утащив очередную порцию валюты, решили вас убрать.
- И столкнули меня с шестого этажа.
- Нет сначала ударили бутылкой по голове, когда вы спали, а потом открыли окно и выбросили вниз.
- Кто же это сделал, вы узнали?
- Узнали, но для вас это уже неважно. Важно другое. Если бы Иван Васильевич Полторанин погиб, пропали бы десятка две миллионов долларов в Амстердамском банке, находящиеся на его счету.
- И вы решили воспользоваться случаем со мной?
- Конечно. Как только мы узнали от профессора, что настоящий Полторанин не жилец, а у вас и у него рожи требовали ремонта, возникла мысль подменить одного на другого. Тем более, вы сами своими безрассудными действиями подталкивали нас к этому.
- Я???
- Да, вы. Не хотели попритворятся, что разбились в самолете маршала Седелина. Если бы пошли навстречу, остались гражданином Сумароковым, а так..., выбрали новую жизнь.
- У вас слишком большие аппетиты и из-за этой громадной суммы вы сломали мне жизнь.
- Гибнут и из-за рубля. А на эти миллионы мы можем построить не один Днепрогэс. Это только я вам рассказал прелюдию, а сама изюминка еще впереди. Новая рожа это ерунда, мы представим вам новый паспорт и документы заверенные нотариусом, о том, что вы попали в аварию и поэтому подтверждающую изменение внешности. Другое дело номер счета и ключ к замку, увы мы достать не могли ни то, ни другое. Это знал один только настоящий Полторанин.
- Не понял, расскажите подробно.
- Чтобы открыть личный сейф в банке, у потребителя должен быть свой, персональный, ключ от этого сейфа, другой ключ к этому же сейфу имеет банк. Когда потребитель приходит в банк, он набирает номер своего счета на маленьком таком ящичке. Это тоже сейф, но маленький, он настроен на ваш номер. В ящичке другой ключ, это уже принадлежность банка. Служащий забирает этот ключ и с вами идет в хранилище, где в персональном сейфе два замка. В одну скважину вставляете ключ вы, в другую служащий банка. Одновременно поворачиваете ключи и... дверца открылась. Так вот, даже перед смертью, настоящий Полторанин так и не сказал нам, где ключ и какой номер счета. Все спутал этот, гад, московский хирург, который пообещал его вылечить. Ваш предшественник очень хотел жить и готов был на все. Он считал, что спасет себе жизнь, если сохранит тайну, куда спрятал ключ и какой там номер.
- А вы сами пытались искать ключ и разыскать счет?
- А как же. Мы перерыли все судно, где плавал Полторанин, тайно залезли в его квартиру и приборами прошарили каждую щель. Все безрезультатно.
- А можно Амстердамскому банку сказать о том, что ключ пропал, а счет из-за повреждения моего ума при аварии, забыт?
- Можно, но по договору, банк сразу же замораживает содержимое сейфа на пятьдесят лет и через этот срок, возвращает деньги потребителю, если конечно, он будет жив.
- Невеселая у вас задача.
- Теперь это уже ваша задача. Нам нужен ключ и все остальное.
- Хотите моими руками к деньгам пролезть?
- Хотим.
- Для этого поторопились выписать меня? Ведь ни одна комиссия меня не смогла бы выпустить в плавание.
- Конечно не могла, но деньги не любят ждать и мы настояли, что бы вас выписали здоровым.
- Вы не боитесь, что мне будет плохо в плавании?
- Нет. Вы будете испытывать жуткие боли при изменении погоды, это нам сказал специалист, а в остальном, если сами побережетесь, не трахнитесь еще о какую-нибудь железяку, все будет в порядке. Кстати, ваше судно в плавании, придет через два месяца, окрепните за это время, оклемаетесь и за одно ищите, то что должны найти. У нас подозрение, что ключ где-то рядом на судне.