Это было уже старое семиэтажное здание, в нескольких окнах светились огни.
Они позвонили. Дверь открылась, и они увидели, что в каморке консьержки еще горит свет. За стеклянной дверью были видны кровать, неопределенного возраста женщина с вязаньем в руках и мужчина в войлочных тапочках, распахнутой на волосатой груди рубашке без воротничка, читавший газету. Из радиоприемника лилась музыка.
- Простите, мадам... Месье Голдфингер у себя?
- Дезире, ты не видел, он вернулся? Нет?.. Да ведь он вышел всего полчаса назад...
- Один?
- Один. Я еще подумала, что ему понадобилось что-нибудь купить здесь поблизости. Ну там сигареты...
- А он часто уходит по вечерам?
- Да почти никогда. Если только в кино с женой и со свояченицей...
- А они обе дома?
- Да. Они никуда вечером не выходили... Вы хотите их видеть? Четвертый этаж, направо...
Лифта в доме не было. Ступени устилал потемневший ковер, на каждой лестничной площадке горела электрическая лампочка, освещая по две выкрашенные в коричневый цвет двери - одну справа, другую слева. Дом казался чистым, удобным, хотя и совсем не роскошным. Стены, выкрашенные "под мрамор", явно нуждались в хорошем ремонте, потому что то тут, то там на них уже выступали бежевые, а то и откровенно ржавые пятна.
Опять послышалось радио... Передавали все ту же песню из пресловутого праздничного концерта Парижской станции, которая раздавалась сегодня повсюду.
Они уже дошли до площадки четвертого этажа.
- Позвонить? - спросил Лоньон.
За дверью задребезжал звонок, и они услышали шум, с которым кто-то отодвигал стул, чтобы встать, и молодой голос, бросивший кому-то:
- Я подойду.
Быстрые легкие шаги. Поворот дверной ручки. Наконец замок открылся, и тот же голос проговорил:
- Как ты бы...
Как можно было догадаться, она хотела сказать: "Как ты быстро!"
Девушка, открывшая дверь, замерла на пороге при виде двух незнакомых мужчин и пробормотала:
- Извините, пожалуйста... Я думала, что это...
Молодая, симпатичная, одетая в черное, словно в траур. У нее были светлые глаза и белокурые волосы.
- Мадам Голдфингер?
- Нет, месье... Месье Голдфингер мой зять...
Она все еще чувствовала себя немного растерянной и даже не подумала пригласить гостей войти. В ее взоре сквозило беспокойство.
- Вы позволите? - проговорил Мегрэ, продвигаясь вперед.
Из глубины квартиры донесся еще один голос, не такой молодой и словно бы усталый:
- Что там такое, Ева?
- Не знаю...
Мужчины вошли в крохотную переднюю. Слева, за застекленной дверью угадывалась в полутьме небольшая гостиная. Судя по царившему в ней порядку и пианино, уставленному фотографиями и безделушками, этой комнатой пользовались нечасто.
Во второй комнате горел свет. Именно здесь негромко играло радио.
Но прежде чем комиссар с инспектором дошли до нее, девушка торопливо проговорила:
- Вы позволите, я закрою дверь в эту комнату? Сестра сегодня плохо себя чувствует, она уже легла...
Наверное, открытой оставалась дверь между этой комнатой и столовой, служившей гостиной.