— Аманда, я хочу, чтобы ты это съела, — строгим, не терпящим возражений тоном, какой Лизи помнила по множеству телефонных разговоров в свои юные годы, заявила Дарла. Тон, выражение лица, решительность движений Дарлы трактовались однозначно: Дарла не сомневалась, что их старшая сестра разыгрывает спектакль. «Симулирует как тормозной кондуктор», — сказал бы их папаня; и это была всего лишь одна из сотни, или около того, его образных, весёлых, мало что значащих фраз. Но (вспомнила Лизи) Дарла всегда выносила такой вердикт, если ты не делал того, чего хотела Дарла. Говорила, что ты «симулируешь как тормозной кондуктор».
— Я хочу, чтобы ты съела эту яичницу, Аманда… немедленно!
Лизи открыла рот, чтобы что-то сказать, потом передумала. Они попадут куда нужно гораздо быстрее, если Дарла прочувствует ситуацию на собственном опыте. И куда им нужно? Вероятнее всего, в «Гринлаун». Точнее, в «Гринлаунскую восстановительную и реабилитационную клинику» в Обурне. В то место, которое она и Скотт присмотрели после последнего приступа Аманды в 2001 году. Только, как выяснилось, отношения Скотта с «Гринлауном» зашли несколько дальше, чем подозревала его жена, и спасибо Тебе за это, Господи.
Дарле удалось отправить ложку яичницы в рот Аманды, и она повернулась к Лизи с зачатками триумфальной улыбки на лице.
— Вот! Я думаю, ей просто не хватало твёрдой р…
В этот самый момент язык Аманды показался между расслабленных губ, выталкивая перед собой канареечную яичницу. Вновь всё, что было во рту, вывалилось на ночную рубашку, на то самое ещё влажное место, куда упала первая порция, за исключением нескольких прилипших к подбородку крошек.
— Так что ты там говорила? — мягко переспросила Лизи. Дарла долго, очень долго смотрела на старшую сестру. Потом перевела взгляд на Лизи, и решимости в нём поубавилось. Теперь она выглядела как женщина средних лет, которую слишком рано вытряхнул из постели семейный катаклизм. Она ещё не плакала, но слёзы уже подступили к глазам. Ярко-синие, как и у всех сестёр Дебушер, они влажно блестели.
— Раньше такого не случалось, верно?
— Не случалось.
— И что же произошло этой ночью?
— Ничего, — без запинки ответила Лизи.
— Ни слёз, ни криков?
— Ни того, ни другого.
— Так что же нам теперь делать?
У Лизи был наготове практичный ответ, и удивляться этому не приходилось. Дарла могла придерживаться иного мнения, но Джоди и Лизи всегда были самыми практичными в их семье.
— Сейчас мы её уложим, подождём, пока начнётся рабочий день, а потом позвоним в то место. В «Гринлаун». И будем надеяться, что за это время она вновь не обмочит постель.
4
Коротая время, они пили кофе и играли в криббидж, карточную игру, которой отец научил их задолго до того, как они стали ездить в большом жёлтом школьном автобусе Лисбон-Фоллс. После каждой третьей или четвёртой сдачи одна из них заходила в спальню, чтобы посмотреть, как там Аманда. Ничего не менялось: Аманда лежала на спине и смотрела в потолок. И в первой, и во второй игре Дарла взяла верх над младшей сестрой. Тот факт, что эти победы привели её в хорошее настроение, пусть даже Анда недвижно лежала наверху, дал Лизи повод для размышлений… но ничего вслух она говорить не собиралась. Она понимала, что день будет долгим, и если Дарла начнёт его с улыбкой на лице, отлично. От третьей игры Лизи отказалась, и они обе посмотрели последний блок передачи «Сегодня», выступление какогото кантри-певца. Лизи буквально услышала слова Скотта: «Ему не вышибить старину Хэнка из бизнеса». Под стариной Хэнком, естественно, подразумевался Хэнк Уильямс. Когда дело касалось кантри, для Скотта существовал старина Хэнк… и все остальные.
В пять минут десятого Лизи села перед телефонным аппаратом и нашла в справочнике телефон «Гринлаунской клиники». Одарила Дарлу сухой и нервной улыбкой.
— Пожелай мне удачи, Дарла.
— Желаю. Поверь мне, желаю.
Лизи набрала номер. Трубку сняли после первого гудка.
— Здравствуйте, — произнёс приятный женский голос. — Это «Гранлаунская восстановительная и реабилитационная клиника», подразделение «Федеральной здравоохранительной корпорации Америки».
— Здравствуйте, меня зовут… — На том Лизи и замолкла, потому что приятный женский голос начал перечислять всех, с кем можно было связаться, перейдя в тональный режим набора номера. Это был записанный на магнитофонную ленту голос. Лизи пробудили.
— Подождите, пожалуйста, пока вам ответят, — закончил приятный женский голос, и его сменила музыка, отдалённо напоминающая мелодию Пола Саймона «Возвращение домой», Лизи обернулась к Дарле сказать, что она ждёт, пока ей ответят, но Дарла ушла, чтобы проверить, как там Аманда.
«Чушь собачья, — подумала Лизи. — Просто не выдержала напря…»
— Доброе утро, это Кассандра, чем я могу вам помочь? Имя — дурной знак, любимая[48], прокомментировал Скотт, который жил в её голове.
— Меня зовут Лиза Лэндон… миссис Скотт Лэндон.
За все годы семейной жизни она не больше пяти раз представлялась как миссис Скотт Лэндон и ни разу — за двадцать шесть месяцев вдовства. Однако не составляло труда объяснить, почему она сделала это сейчас. Скотт называл это «разыграть карту славы» и сам не стеснялся её разыгрывать. Отчасти, говорил он, потому что, разыгрывая её, чувствовал себя самодовольным говнюком, отчасти — потому что боялся, а вдруг не сработает. Скажем, он прошептал бы на ухо метрдотелю что-то наподобие «Разве вы не знаете, кто я?» — чтобы услышать в ответ: «Non, Monsieur[49] - а кто ты, твою мать?»
Пока Лизи говорила, перечисляя прежние случаи членовредительства и полукататонии старшей сестры и описывая случившееся этим утром, она слышала мягкий перестук клавиш. Когда сделала паузу, Кассандра ввернула:
— Я понимаю вашу тревогу, миссис Лэндон, но в настоящее время в «Гринлауне» нет свободных мест.
У Лизи упало сердце. Она мгновенно представила себе Аманду в крошечной, размером с чулан, палате в Стивенской мемориальной больнице в Но-Сапе, в запачканном едой больничном халате, уставившуюся сквозь забранное решёткой окно на светофор, который регулировал движение автотранспорта на пересечении 112-го и 19-го шоссе.
— Ох. Я понимаю. Но… вы уверены? Речь идёт не о «Ме-дикёйд» или ином виде страховки… Я буду платить наличными, знаете ли… — Хватайся за соломинки. Прикидывайся шлангом. Когда другое не помогает, предлагай деньги. — Если это имеет значение, — обречённо добавила она.
— В общем-то нет, миссис Лэндон. — Лизи подумала, что уловила холодок в голосе Кассандры, и надежда на успешный исход сошла на нет. — Это вопрос места и договорных обязательств. Видите ли, у нас только…
Лизи услышала какой-то звук, похожий на «бивд». Примерно такой же издавала её микроволновая печь-тостер, сообщая, что гренки или буррито готовы.
— Миссис Лэндон, вы можете подождать, не кладя трубку?
— Разумеется, если нужно.
Раздался щелчок, и вновь зазвучал Прозакский[50] оркестр, на этот раз наигрывающий мелодию «Шафт». Лизи слушала её с ощущением нереальности, думая о том, что Айзек Хайс[51], если бы услышал такое, забрался бы в ванну с пластиковым пакетом на голове. На этот раз ожидание затянулось, и Лизи начала подозревать, что про неё забыли (видит Бог, такое уже бывало, особенно когда она пыталась купить билеты на самолёт или поменять взятый напрокат автомобиль). Дарла спустилась вниз, взглядом спросила: «Что у тебя? Выкладывай!» Лизи покачала головой, отвечая: «Ничего» и «Я не знаю».
В этот момент ужасная, заполняющая паузу музыка смолкла, и на линию вернулась Кассандра. Холодок из голоса исчез напрочь, и впервые Лизи почувствовала, что разговаривает с человеческим существом. Более того, сам голос показался знакомым.
— Миссис Лэндон?
— Да.
— Извините, что заставила вас так долго ждать, но у меня в компьютере метка с указанием связаться с доктором Олбернессом, если позвоните вы или ваш муж. Доктор Олбернесс сейчас в своём кабинете. Разрешите вас переключить?
— Да, — ответила Лизи. Теперь она знала, где находится, знала совершенно точно. Знала, что прежде всего доктор Олбернесс принесёт ей свои соболезнования, как будто Скотт умер в прошлом месяце или на прошлой неделе. А она поблагодарит его. Более того, если бы доктор Олбернесс пообещал освободить их от доставляющей столько хлопот Аманды и положить её в свою переполненную клинику, Лизи была бы так счастлива, что встала бы на колени и сделала доброму доктору качественный отсос. От этой мысли дикий смех едва не сорвался с губ Лизи, так что их пришлось крепко сжимать несколько секунд. Поняла Лизи, и почему голос Кассандры вдруг стал столь тёплым: так начинали говорить люди, когда внезапно узнавали Скотта, когда до них доходило, что они имеют дело с человеком, фотография которого украшала обложку долбаного «Ньюсуик». И если эта знаменитая личность обнимала кого-то своей знаменитой рукой, та, кого обнимали, то есть она, Лизи, тоже становилась знаменитой, пусть и по близости к телу. Или, как однажды выразился Скотт, по вливанию.