Бабушка у тебя хорошая. Душа у нее хорошая. И любит нас. Ты посмотри, сколько она для нас делает. А как она лапшу нарезает, заметила? Никто не может так лапшу нарезать, - он рассмеялся.
Что мне возразить? Это была правда.
Разговаривала я с дедом, а сама косилась на бабушку. Она так сердито постукивала острым ножом, что мне казалось, вот-вот вместо теста полоснет по пальцам. Но этого с ней никогда не случалось. Нарежет лапшу, присыплет мукой, перетрусит как следует и на подоконник - сушить.
А хингали! Когда бабушка готовила хингали - в доме был праздник! Бывало, заметит дедушка, что я верчусь вокруг стола, где бабушка возится с тестом, шепнет: - А ты смотри, приглядывайся к ее секретам. Учись. Хорошая невестка - богатство в доме.
И я смотрела. Смотрела и удивлялась, как точно рассекает бабушка ножом накатанное на скалку тесто. Рр-аз! И на две ровные половинки.
Тесто бабушка резала поперек на четыре-пять частей - получались квадратики, она сушила каждый в отдельности. Потом варила и сцеживала воду. Ели мы хингали с жареным мясным фаршем, приправляя кислым молоком. Все хвалили бабушку за вкусный обед, все говорили "спасибо", но хоть бы раз улыбнулась она в ответ. Наоборот, хмурилась, даже злилась, когда дедушка, вытирая усы, говорил, что ни в одном доме не ел такое хингали... Как будто злило ее, что дед радуется.
Бабушка вообще была странным человеком. Ей бы только перечить всем. Я всегда заранее знала, что любое мое пожелание, просьба вызовут в ней раздражение.
Однажды, возвращаясь с моря, я увидела, как мне навстречу выбежал из-под куста котенок. Лапки у него были черные, сам весь белый, как первый снег. Жалкий такой, худющий, выскочил на дорогу, а дальше куда не знает. Он так жалобно мяукал, прямо как плакал.
Я сделала несколько шагов - смотрю, он бежит за мной, продолжая попискивать, до самой нашей калитки.
- Пожалуйста, очень тебя прошу, разреши мне взять его к нам, попросила я деда. - Смотри, какой он маленький, пропадет. Пусть живет у нас. И красивый. Никогда не видела такого белого котенка.
Дедушка сначала одобрительно кивнул головой, а потом помрачнел и сказал мне сухо:
- Спроси у бабушки - если разрешит. Ты же знаешь ее характер.
Он так виновато вздохнул, что мне даже жалко стало старика.
Я пошла к бабушке. Услышав про котенка, она начала на меня кричать.
- Не смей эту мерзость в руки брать! - Огромные черные глаза ее обожгли меня злобой. - Нам только блох не хватало!
От возмущения и обиды мне хотелось кричать, сделать что-то злое. Такой чистенький, белоснежный, какие еще там блохи! Я прижала к себе дрожащий комочек и стояла не шевелясь. Наверно, что-то было в моем поведении непривычное, бунтарское.
- Что уставилась на меня? - закричала бабушка, стараясь сломить во мне даже попытку к сопротивлению. - Нельзя - значит, нельзя. Уходи отсюда!
Расстроенная отказом бабушки, я вернулась к деду.
Дедушка сразу догадался, чем кончились наши переговоры, впрочем, он и не сомневался в таком исходе. А я... Что я тогда знала о матриархате, по законам которого жил наш дом...
А котенка я все-таки припрятала за сараем и тайком подкармливала. Умный был котенок, ни разу не выдал меня, даже к двери дома не подходил. А когда подрос, окреп, сам ушел к взрослым кошкам.
Иногда мы с ним встречались в селении и как друзья бросались друг к другу.
Вечерами мы с дедушкой любили посидеть в тени за домом. Спадала жара, и птицы, прощаясь с солнцем, заливались трелью. Ласково шелестела трава, шумела листва на деревьях, попахивало дымком тендиров из соседних дворов, и нам было очень хорошо.
Иногда дед взглядом давал мне понять, что поговорить надо, и я для виду попрыгаю во дворе и тихонько шмыгну за дом, где меня уже ждал дедушка.