«Мастерская и гостиная» – быль г. П. Фурмана служит для 2-го тома «Сказки за сказкой» балластом, без которого не может обойтись никакой сборник повестей, претендующий на объемистость и разнообразие содержания. Это одна из тех «былей», которых нигде не бывает, кроме плохих повестей бездарных сочинителей. Какой-то, изволите видеть, художник Герман влюбился на выставке академии в «барышню», не Марью, а Мар и ю, а оная Мария выходит замуж за богатого дурака, Чижикова. Герман прибежал к ней, как полоумный, и, наговорив ей с три короба великолепной чепухи, побежал к профессору Ботипу, да тут же (весьма кстати) узнал, что мамзель Ботип его «обожает», а узнав это, он сию же минуту (зачем откладывать в долгий ящик!) начал ее «боготворить», предлагая ей руку и сердце. Друг Германа, Ламов, питал к Эмилии несчастную страсть, и когда она вышла замуж за его друга, он уехал с горя за границу и, гуляя по швейцарским Альпам, сперва запел «Не белы-то снеги», а потом заплакал, вспомнив о друге, отнявшем у него все счастие. Повесть, как по всему видно, самая «идеальная», без всякой примеси «реальности», даже со стороны здравого смыслу. Знание «гостиной» (salon) в этой повести удивительное: «барышни» то и дело мешают французские фразы с русскими a la madame de Kourdukoff [1] , и Мария не иначе называет Германа, как мьсе Henri, а он ее не иначе, как Мария Петровна…
В «Медведе», новой повести графа Соллогуба, напечатанной, как известно, в «Утренней заре» на 1843-й год, есть отрывистый и бессвязный разговор четы, которая, догадываясь о своем взаимном чувстве, робко порывается к объяснению. После этого мастерски изложенного разговора автор замечает от себя:
...Замечание глубоко справедливое! Но так может думать только человек с талантом, который внутри себя носит ясновидение тайн чувства, им изображаемого: бездарность же, ничего не находя в пустой груди своей, сидя с пером в руке, ловит в памяти своей – словно мух в воздухе – читанные ею там и сям выражения чуждых ее натуре страстей и чувств… Но мы удалились от предмета. Вот, между прочим, как в повести г. Фурмана говорит одно действующее лицо своей любезной:
...Издание «Сказки за сказкой» уж чересчур серенько; не мешало бы ему быть и побелее и поисправнее со стороны знаков препинания.
Сноски
1
на манер г-жи Курдюковой (фр.) {5} . – Ред.
Комментарии
1
Повесть Н. В. Кукольника вызвала недовольство в правительственных кругах (см. об этом: М. К. Лемке. Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг. СПб., 1908, с. 133–134). Белинский узнал об этом позже (см. его письмо к М. С. Щепкину от 14 апреля 1842 г.).
2
Например, в статье «Русская литература в 1842 году».
3
Белинский сравнивает повесть Кукольника с лубочным изданием И. Гурьянова «Не любо – не слушай, лгать не мешай, или Чудная и любопытная жизнь Пустомелева, помещика Хвастуновской округи, села Вралихи, лежащего при реке Лживке» (М., 1833).
4
Казак Луганский – В. И. Даль.
5
Г-жа Курдюкова – героиня шуточной поэмы И. П. Мятлева «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границей, дан л\'этранже». (т. I–III. СПб., 1840–1844). В своей речи г-жа Курдюкова смешивает русские и французские слова самым невероятным образом.