Люс любила собак, и именно поэтому растерялась. В случае даже острой необходимости ей было бы нелегко пырнуть собаку ножом. Зато Джек пришел в полный восторг.
— Догоняй! Хватай! Собачки мои золотые! Догоняй, где папочка? Хватай! Ищи папочку! Ну, где папочка?
Псы были потрясающей величины, и Люс, не врубившись, подумала, что их папочка должен быть настоящим слоном. Но вместо слона из зарослей появился скорее уж бегемот…
— Братец Тук! — приветствовал его Черный Джек. — Благослови, отче!
— Чтоб ты сдох, сынок! — отвечал ему бегемот, впрочем, вполне добродушно. — Псов мне зря с толку сбиваешь!
Люс стояла и смотрела — в конце концов, она впервые в жизни видела настоящего монаха. Он был краснощек, невысок, плечист и до чрезвычайности пузат. Края длинной рясы, залохматившиеся от слоняний по лесам, были заткнуты за широкий пояс из той самой кожи, что идет на подошвы и щиты. На поясе уже болтались два зайца. Ремень колчана, холщовая лента, на которой сбоку висела здоровенная сума, и ремешок от фляги перекрещивались на груди. Круглую веселую физиономию сверху обрамляла жесткая рыжая шевелюра с выстриженной тонзурой немалой величины, а снизу — целый пушистый веник. Рукава рясы братец Тук закатал, так что Люс увидела здоровенные загорелые руки. Видимо, этот братец не столько смирял плоть, сколько заботился о провианте для прочей братии.
— Выручай, братец Тук! — без церемоний обратился к этому очаровательному монаху Черный Джек.
— Как выручать, так — братец Тук! — ехидно начал монах. — А как олененка захудалого прислать братии к ужину, или кабанчика полудохленького, или уток пару, так вас и не допросишься. Ватага, называется! Вот лет пятнадцать назад была в Шервудском лесу ватага как ватага! Обитель за этой ватагой и горя не знала!
— Ты с этими делами к вожаку… — проворчал Джек.
— С вожаком у нас особый разговор будет. Как в холода отсиживаться — так он вас, дармоедов, в обитель приводит! А как тепло — так ватагу и не дозовешься! Ну, так что там у вас стряслось? Давай, выкладывай, сынок. Сперва вместе посмеемся, потом придумаем, как быть. Да расскажи, кого это ты с собой привел? Что за прелестный паж?
Монах внимательно осмотрел Люс и вдруг тоненько хмыкнул.
А Люс только теперь поняла, что это и есть тот убогий хиленький монашек, которого ей живописал Томас-Робин. Очевидно, до рождения классического английского юмора еще оставалось несколько веков…
— А в самом деле, парень… — тут Джек тоже вдруг оглядел Люс с головы до ног, — как же тебя зовут?…
И на его красивой живой физиономии отразилось великое недоумение.
У Люс были заготовлены имя и фамилия — Льюис Мортон. Ей почему-то казалось, что она кому-то уже называла это имя и эту фамилию. Возможно, это случилось у костра между двумя кубками эля…
Монах посмотрел на них обоих, подмигнул Люс и зычно расхохотался.
— Да не до смеха нам, братец! — воскликнул Черный Джек. — Невесту у меня украл лорд Блокхед, вот что!
— Невесту? У тебя? — тут уж монах не то что захохотал, а просто загрохотал, так что верхушки соседних дубов содрогнулась, а псы встревоженно залаяли. — Невесту, говоришь? И которую же по счету? И кто же тогда?…
Тут монах опять подмигнул Люс и воззрился на нее так выразительно, что она поняла — ее тайна раскрыта.
Впрочем, вряд ли это грозило неприятностями. У монаха были живые и умнейшие глаза, хотя и обратившиеся от хохота в щелки.
— Святой отец, — сказала Люс, когда это стихийное бедствие чуточку утихомирилось, — я брат его невесты. И мне кажется, нам лучше будет побеседовать наедине, святой отец. Давно я что-то не исповедовался.
Джек от такого приступа благочестия разинул рот.
Но делать нечего — он, повинуясь внезапно строгому взгляду монаха, остался стоять, а братец Тук взял Люс за руку и повел по тропе прочь. Псы пошли было следом.
— Стеречь! — велел монах, ткнув пальцем в Черного Джека. — Добыча! Стеречь!
Псы степенно уселись у ног стрелка.
— Вы там поскорее, что ли!… — обреченно крикнул вслед Черный Джек.
Братец Тук привел Люс на приятную полянку, где можно было посидеть на замшелом кривом стволе.
— Ну, девочка? — спросил он, садясь.
— Ну, братец? — вопросом же ответила Люс и тоже присела…
И они молча уставились друг на друга.
— Давай-ка, голубка, рассказывай, как все было на самом деле, — велел монах. — Молодцы из Шервудского леса — ребята простые. Ну там, из-под виселицы приятеля выкрасть, оленя в королевском лесу подстрелить, жену у лесника… того… одним словом… А у тебя, я вижу, дело непростое. Как оно так получилось, что твоя сестра стала невестой этого юбочника? Он же, насколько я помню, клятву дал не жениться, а сам обещал на старости лет поселиться в нашем аббатстве и сменить меня на боевом посту.
— Какие клятвы давал Черный Джек, я не знаю, — честно ответила Люс. — Мы с сестрицей пробираемся сюда с севера. Она там полюбилась, видите ли, нашему лорду, а он ей — не по вкусу. Джек как увидел сестрицу, прямо с ума свихнулся — женюсь, да и только! Ну, и она не против…
— Ох, накажет его ночной охотник Хорн, ох, накажет… — проворчал монах. — Он ведь, негодник, не только святому Гильберту обет дал — он ведь и рогами охотника Хорна поклялся! Как же он, дуралей, допустил, чтобы девица попалась на глаза лорду Блокхеду?
— Дуралей потому что… — буркнула Люс.
— Она ведь у тебя, я полагаю, красотка в теле? — осведомился монах. — Я-то знаю вкусы Джека и лорда!
— И красотка, и в теле, — согласилась Люс.
— Полно, сестрица ли она тебе? — проницательно полюбопытствовал вредный монах.
— Сестрица! — прямо-таки вызверилась на него Люс, так что возражать он вроде бы побоялся.
— Ну так как же он ее проморгал?
Люс была настолько сердита на Джека, что без зазрения совести рассказала братцу Туку про предсвадебную ночь стрелка и Серебряной Свирели.
— Ну, тут удивляться нечему, — задумчиво молвил монах. — Этого поганца Джека Господь наградил так, как порядочного человека редко награждает. Его имущества на двоих вполне станет. Вот он девицу и ошарашил… Стало быть, осталась твоя сестричка в девицах? Или успел-таки?
— А черт его знает, — и Люс насупилась. — По-моему, не успел, а именно ошарашил. Я как женщина полагаю…
— Ну, говори, голубка, говори, мне не привыкать, — ободрил ее монах таким задушевным голосом, что Люс показалось, будто она проникла в подлинную суть братца Тука — верного хранителя женских секретов, которых он при исповеди наслушался, должно быть, выше крыши.
— Так вот, я полагаю, что ее с перепугу все судорогой схватило, а сквозь эту судорогу черта с два пробьешься, — попросту объяснила Люс.
— Разумно говоришь, дочь моя, — одобрил монах. — Эта судорога имеет латинское название «vaginismus», или что-то в том же роде… Может, кстати говоря, сделаться привычной и весьма мешать при исполнении супружеского долга. Так, по-твоему, она еще девица? И вы с Джеком хотите, чтобы я пробрался в Блокхед-холл и разобрался, что к чему?
— Вся беда в том, что сестрица совершенно нашего языка не знает, — призналась наконец Люс. — Она далеко отсюда выросла… ну, про это долго рассказывать… Так что, братец, главное — покажи ей этот браслет!
И Люс вручила монаху хронодесантный браслет, потерянный в схватке Свирелью.
— Покажи, но в руки не давай, — добавила она. — А то, чего доброго, опять потеряет.
На самом деле Люс боялась другого — что Свирель немедленно при всем честном народе наберет аварийный код, если только не забыла его с перепугу, вызовет незримую силовую капсулу и растает в воздухе, подтвердив тем самым все имеющие хождение в двенадцатом веке истории про нечистую силу. И как тогда объясняться перед ватагой?
— Разберусь, — сказал монах. — И постараюсь вывести девицу из Блокхед-холла. Но есть у меня условие.
— Дохлого кабанчика к ужину? — осведомилась Люс.
— Коли наш блудливый лорд еще девицей не попользовался, пусть она в благодарность побудет ночку со мной, — твердо заявил монах. — Для общего блага.
— С тобой? — изумилась Люс. — Да она же Джеку слово дала… она же невеста… она его любит!…
Люс вообразила себе, как отнесется к этой идее Свирель, и даже испугалась. Она долго лепетала бы всякие доводы в пользу Джека, но увидела, как монах скептически покачивает головой, и заткнулась.
— Как Джек со своим делом справился, мы с тобой знаем, — напомнил монах. — Надо бы хуже, да нельзя. А я этот ларчик куда ловчее открою. Ты уж на меня положись, голубка. Я по девичьей части знаток. Она и не заметит.
— Как это не заметит? — поразилась Люс неслыханному хвастовству. — Это ж каким мастером надо быть, чтобы девица такого вторжения не заметила!
— А мы, монахи, на все руки мастера, — добродушно усмехнулся братец Тук, подошел к многопудовой колоде, наполовину ушедшей в землю, без особого усилия поднял ее над головой, зашвырнул за десять шагов и вытер руки о рясу.