Она очень приветливо сказала:
— Заходите, пожалуйста, чем могу служить?
— Да вот, «кино» хотим посмотреть.
Для мадам это было дело привычное. Она понимающе подмигнула и жестом пригласила их занять место у окна, а сама удалилась.
Несрин потащила к окну сконфуженную Назан. Её рука была холодна как лёд.
— Да что с тобой?
Назан покраснела.
— Нечего стесняться — дело житейское…
Сквозь тонкую тюлевую занавеску всё происходящее в комнате напротив было видно как на ладони. Назан закрыла глаза. Но понемногу она освоилась и робко взглянула на Несрин. А та, казалось, забыла обо всём.
Когда они наконец отошли от окна, Назан уже перестало казаться, что они занимались чем-то очень постыдным.
— Всё это совершенно естественные вещи, — сказала Несрин. — Разве ты не понимаешь?
Но Назан только застенчиво улыбнулась и пожала плечами.
Они спустились вниз. Вода в чайнике закипела. Несрин бросила в него щепотку чаю и сняла с огня.
— В любовных утехах, — говорила она, ещё находясь во власти недавних ощущений, — никто не может сравниться с Сами. Не то разве стала бы я столько лет терпеть от него обиды и огорчения?
Любовные утехи! Назан понравились эти слова. Что она знала до сих пор о любовных утехах? Ни разу за все годы супружеской жизни ей не довелось испытать такого волнения, как несколько минут назад, в комнате мадам.
Они уселись пить чай, в который Несрин подлила коньяк. Она рассказывала Назан о своей службе в баре, а та не переставала изумляться:
— Как чудно! Значит, в баре не только танцуют?
— Ты сама подумай сама: разве станет мужчина бросать деньги впустую?
Несрин налила Назан новый стакан чаю с коньяком, пододвинула к ней шоколад, миндальные пирожные и продолжала:
— Нам, женщинам, не так-то просто угодить. Не знаю почему, но все гости, которые посещают бар, кажутся мне скучными и холодными. Настоящее наслаждение может дать только любимый. А что такое гость? Это просто гусь, которого надо ловко ощипать, особенно если он с жирком…
Назан засмеялась. Щёки её раскраснелись, а голова слегка кружилась от приятного опьянения. Впервые в жизни ей было так весело. Она перестала обращать внимание на то, что Несрин уже в который раз подливает ей коньяк, и беспричинно хохотала.
Дверь неожиданно открылась, и в комнату вошёл Сами. Увидев Назан, он на мгновение остановился, но тут же овладел собой и, сверкнув глазами, поцеловал ей руку.
Назан не узнавала себя. Куда девался её страх? Тот, кто стоял сейчас перед ней, более уже не казался опасным.
— Благодарю вас, — ответила она на приветствие.
— А мне дадут коньяк? — вкрадчиво спросил Сами.
— Нет! — сердито отрезала Несрин.
— Почему?
— И он ещё спрашивает!
В разговор вмешалась Назан:
— Вы так невнимательны к Несрин…
Сами самодовольно расхохотался.
— Признаю, признаю, вы обе бесконечно правы. Последние дни я действительно не уделял должного внимания Несрин. Но на то есть веские причины…
— Какие же? — перебила Несрин.
— Нужно было закончить важные дела… Налей мне коньяку, и я всё расскажу.
Несрин протянула ему рюмку. Не спуская глаз с Назан, Сами выпил одним духом и возвратил пустую рюмку Несрин:
— Мерси, мадам!
Обе женщины с нетерпением ждали, что же расскажет Сами. А тот нисколько не торопился. Он достал из заднего кармана брюк позолоченный портсигар тонкой работы и предложил женщинам сигареты. Назан отказалась, ей ещё никогда не приходилось курить.
— Ну и что из того, научишься. — Несрин взяла сигарету, прикурила от спички, услужливо зажжённой Сами, и, затягиваясь, сказала: — Так мы слушаем тебя.
Сами с серьёзным видом стал неторопливо рассказывать. Он теперь занялся торговлей. Капитал обеспечил компаньон. Что до него, то он вложил в это дело свой труд и умение.