«Ах, — думала матушка Алие, — если уж луна за мной пойдёт, так звёзды сами прицепятся…»
Подошёл трамвай. Матушка Алие ринулась было к входной двери, но какие-то парни оттеснили её.
— Как вам не стыдно! Совсем перестали почитать старших! — кричала матушка Алие, пытаясь уцепиться за поручень.
Вагон быстро набился до отказа.
Простояв всю дорогу на ногах, вконец уставшая матушка Алие с трудом протолкалась к двери и вышла на площади Бейязит. Она поправила съехавшую шаль, поплотнее закуталась и зашагала к дому.
— Сегодня вы очень задержались, тётушка, — сказала Назан, встречая её в дверях и забирая из рук свёртки.
«Как же, тащилась бы я в такую погоду в Бахчекапы, если бы не твой перстень», — подумала матушка Алие.
Она выглядела совсем измученной при свете газовой лампы, едва освещавшей комнату.
— Что поделаешь, дитя моё, я ведь для тебя старалась.
— Для меня? — удивилась Назан.
— Ну, да! Съездила в лавку Ходжи Бекира купить тебе халвы с фисташками…
Назан обрадовалась. Ей захотелось обнять и расцеловать тётушку, но, как всегда, она постеснялась.
— Спасибо! — сдержанно поблагодарила она.
Старая женщина, хорошо знавшая племянницу, ничего иного и не ожидала. Да она вовсе и не нуждалась в благодарности. Лишь бы Назан согласилась продать перстень и купить машины…
— Принеси-ка корзину для угля!
— Вы хотите пойти за углём? Не нужно, я уже купила.
— Сама ходила за углём?
— Да.
Старуха ничего не сказала, но подумала, что племянница поступила опрометчиво. Ведь она молода, красива, привлекательна, а в лавке угольщика Касыма всегда полно прощелыг вроде Ихсана и Джеляля.
Назан принесла уголь, разожгла мангал и накрыла на стол. В комнате стало тепло и уютно. «Всё-таки хорошо, что приехала племянница, — подумала матушка Алие. — Перестала бы она упрямиться и продала перстень… Вот тогда бы пожили!» Ей даже жарко стало от всех этих мыслей.
— Ты положила в мангал слишком много угля.
— Так ведь на улице холодно…
— А много ли ты купила?
— Полную корзину. А сколько килограммов, не знаю.
— Корзина у меня немаленькая. Килограммов десять войдёт, а то и больше, дочь моя!
Назан промолчала.
— Я уже и так задолжала ему. Этот пёс Касым с каждого шкуру готов содрать. Сколько же он с тебя взял?
— Не знаю, право…
Матушка Алие рассердилась:
— Заладила одно: «не знаю» да «не знаю», а что ты знаешь?
Она набросила шаль и, продолжая ворчать, побежала в лавку угольщика. Стеклянная дверь была плотно прикрыта, но сквозь занавеску виднелся свет. «Опять эти бродяги собрались! Наверно, пьют ракы или в карты режутся. Ну да всё равно!» — И она забарабанила по стеклу.
Дверь распахнулась. Холодный ветер, ворвавшийся в лавку вместе со снегом, задул лампу.
— Заходи, матушка, — услыхала она знакомый голос рыбака Ихсана.
Касым зажёг лампу, и матушка Алие убедилась в том, что не ошиблась, — здесь действительно сидели Джеляль и Ихсан. Лица у них были красные, глаза воспалённые. «У-у пьянчуги грязные!» — подумала матушка Алие и отвернулась.
— Моя к тебе сегодня за углём приходила? — спросила она у Касыма.
— Приходила! «Наполни, говорит, корзину».
Касым едва ворочал языком.
— Почём же ты ей продал?
— Как почём? По базарной цене. Да что ты так беспокоишься, матушка, ведь она уплатила за уголь. И прежний долг я с тебя списал. Теперь мы в расчёте. Ну как, довольна?
Ещё бы! Конечно, она была довольна…
— С такой племянницей не пропадёшь, — продолжал разглагольствовать Касым. — Да у неё на одном только пальце целое состояние! Будь я на твоём месте, уговорил бы её продать этот перстень!
Касым задел самое больное место старухи.
— И купил бы чулочные машины? — не удержалась она.