Казалось, его совесть могла быть спокойной. Закон — на стороне истцов, а он стоял на страже закона. И доказательства, которыми он располагал, были вполне достаточны для того, чтобы выиграть дело и добиться решения о возврате самовольно захваченной крестьянами земли. Всё это так. Но, выиграв дело, он оставит без хлеба и работы многих людей. Значит, решение суда только распалит гнев и ненависть тех, кого силой заставят возвратить землю. Он знал всё это и не мог подавить в себе сочувствия к беднякам крестьянам.
Резким движением Мазхар стряхнул пепел сигареты. Сегодня ему пришлось немало потрудиться. Он добился снятия ареста, наложенного на имущество одних, и наложения ареста на имущество других. Подготовил кассационную жалобу по одному проигранному делу и отправил её на почту. Занимался и какими-то купчими. Одним словом, он чувствовал себя очень усталым и считал, что вправе отдохнуть.
Возле конторы он вышел из фаэтона. Дождь немного утих.
— Ну а теперь поезжай за Жале! — приказал Мазхар.
— Слушаюсь, эфенди.
Жале лежала на кровати и, покуривая сигарету, болтала со своей товаркой Несрин. Болезненная, туберкулёзная Несрин наставляла Жале, словно была её матерью:
— Как бы там ни было, а мы люди пропащие. Но зачем же губить других?
Она упрекала Жале за то, что её связь с Мазхаром зашла так далеко, и взывала к совести подруги.
— А другие прислушивались к голосу своей совести, когда губили меня? Скажи, Несрин? Говорила в них совесть?
Несрин закашлялась. Прижимая ко рту платочек, она пыталась остановить приступ кашля, но это никак не удавалось. Наконец, выплюнув мокроту, она смогла ответить:
— Нет! Нет! Но…
— Значит, по-твоему, я должна поступать не так, как другие? Но за кого же ты меня принимаешь, скажи, ради аллаха? Не думаешь ли ты, что я собираюсь стать столь же чистой и непорочной, как сам пророк?
— Нет, я не об этом говорила тебе…
— Не об этом! Ты говоришь о долге, а разве у меня нет сердца? Разве я не могу когда-нибудь полюбить? Разве я не смею желать, чтобы любимый человек всегда был рядом со мной? Кстати, этот человек разделяет подобное мнение. Кстати, ему опротивела жена — простая, невежественная женщина. А во мне он нашёл то, чего не мог найти в ней. Но на моём месте может оказаться и другая. Поручишься ли ты, что у той, другой, заговорит совесть?..
Жале не договорила. Раскрылась дверь, и в комнату вошёл улыбающийся Рыза.
— Готовься, Жале-ханым! Твой час пробил!
Жале с нескрываемым раздражением, чего с ней обычно не бывало, посмотрела на гарсона.
— Что ещё там?
— За тобой прислан фаэтон.
Она повернулась к Несрин:
— Вот, пожалуйста! Я даже ничего не знала. Да кто же кого сводит с ума, он меня или я его?
Несрин ничего не ответила.
Жале вышла умыться, а Рыза, почуяв, что у них происходил какой-то важный разговор, вкрадчиво спросил:
— Что у вас тут опять было?
Несрин грустно посмотрела на него.
— Да так… Ничего.
— Значит, скрываете?
— Нет, дорогой! Нам нечего скрывать. Мы всё о том же…
— О связи Жале с адвокатом? Посмотрела бы ты на него — мрачнее тучи! Дома совсем не показывается. И правильно делает! У него такая вредная мать, так и норовит заварить какую-нибудь кашу…
Жале вытерла лицо и руки полотенцем, швырнула его на кровать и, не обращая ни малейшего внимания на присутствие Рызы, стянула с себя ночную рубашку. Подойдя к зеркалу, она позвала:
— Рыза!
— Слушаю, сестрица!
— Затяни-ка мне корсет!
— Да вознаградит тебя аллах за такую милость!
Он подбежал и увидел в зеркале из-за спины молодой женщины полные груди, с которых соскользнул розовый бюстгальтер.
— Чего глазеешь? Затягивай!
— А как? Где тут концы?.. — он шарил руками по обнажённому телу, ничего не в силах сообразить.
— Рыза! — прикрикнула на него Жале.