Ты сегодня видел Кайда?
Он выпрямился, выпятив в бороде толстые губы, поморгал.
— Дак того… Эт’ самое, сталбыть.
— Заходил, да?
— Само собой, сталбыть. И сейчас — того, значит, — он поманил меня пальцем, — На кухне они, госпожа марантина. Ты б — того, сама б глянула.
Я прищурилась. Ага, ага.
— А что такое?
— Да вот, понимаешь, порвали их. Псы одичалые, а можа, и волки. Поди знай, что за твари туточки шляются средь бела дня… Нелюдь ента залетная, что Сыч приручать вздумал… А то Борг-младший давеча кота снежного видал. Богобоязненному человеку страшно за порог ступить, вот что я вам скажу, братья. Мать Этарда, знамо дело, молится за нас, грешных, денно и нощно, а то бы чудища кадакарские давно бы нас со свету сожили.
Заключительную часть своей речи Эрб вещал уже через мое плечо. Я молча созерцала колоритную компанию, собравшуюся за кухонным столом поближе к печи.
И то понятно — в глаза бросился избыток оголенных плеч, колен и животов. Кайд красовался обильным торсом, частично закамуфлированным рыжей курчавой растительностью. Ольд был в рубахе, но без штанов, и скромно прикрывался собственной коттой. На икрах и лодыжках его виднелись спирали из бинтов. Рагнар ограничился засучиванием штанин, но рубаха на нем тоже отсутствовала. Рожи у всех троих были постные.
На фланге этого вертепа пристроилась Данка и со страшной скоростью орудовала иглой. Перед ней на столе громоздились изорванные и окровавленные лохмотья.
Я подавила желание кровожадно облизнуться. Меня тронула откровенная радость на лице у Данки.
— Госпожа Альсарена! Вечер добрый.
Мужики нестройно прогудели приветствие. На Кайдовой физиономии отразилось некоторое беспокойство.
— Кто же вас так разукрасил, молодцы?
Молодцы дружно отвели глаза. Ответ держала Данка:
— Собаки одичалые, госпожа. Видать, какая-то стая приблудная. У нас, в Узле, с позапрошлой зимы ничего подобного не приключалось. А в ту пору их не меньше полусотни спустилось, от пастушьих-то деревень. Помнишь, бать, Гвану тогда все ноги изгрызли, еле отбился? И это — в полумиле от околицы, по дороге в Лисий Хвост.
— Да не в Лисий Хвост, окстись. Гван тогда к перевалу ездил, к Оку Гор. За кожами да за дратвой, эт’ самое. Я еще просил ремень мне прикупить, широкий, значит, в ладонь. А он на два пальца уже привез, и мне ж еще пеняет…
— Да не, бать, тогда Гван пьяный поехал, не помнишь, что ли? С кобылы навернулся, кобыла домой сама пришла, ать — Гвана нет. Мариона — в визг, ты сам тогда рыскал по округе с мужиками. В сугробе у третьей версты нашли, тот угрелся себе и спит, и твой ремень при нем. А собаки уж после были…
— Да ты че, доча! Все напутала.
— Эрб, эй, хозяин! — донеслось из зала.
— Иду, братья, иду!
Эрб удалился, прикрыв дверь.
— Ничего я не напутала, ты сам все напутал! — Дана сердито сверкнула глазами на дверь. — Все было, как я сказала, — она повернулась к Кайду и компании: — Все ведь так и было, а?
— Как скажешь, Даночка, — дипломатично согласился кузнец, — Ты шей, шей.
Я шагнула к столу. Улыбнулась.
— Дикие псы, говорите? Целая стая?
— Стая, не стая, а штук десять наберется, — храбро заявил Рагнар.
— Какой ужас! И что, так и напали ни с того ни с сего?
— Дак того, — снова влез дипломатичный Кайд, — Мы их шуганули… Палкой кинули… Они и — того. На нас, то есть.
— Ты бы, госпожа, сама поосторожней бы ходила, — сказала Данка, отрываясь от шитья, — Дикие собаки — не шутка, госпожа. Разорвать, можа, не разорвут, а покусают — будь здоров.
— Спасибо за заботу, Даночка. Я ведь этих собак видела, молодые люди правду говорят — истинно дикие да злющие. Вот только в числе они ошиблись — не десять их, а всего лишь две.