Соорудим себе трупоедский бивуачок — кострище, готовить будем тамочки, а трупоедствовать — да хоть в сенях.
Он поглядел на меня и снова вздохнул. Слышит. Слышит, чертяка. И неприятно ему от жалости моей. А кому от нее приятно-то? Сейчас. Козявка кусучая, в лоб хошь?
Чуть улыбнулся. То-то.
Вскинул голову, точно прислушиваясь. И почти тотчас же Редда тихо рыкнула.
Кто-то идет.
И — стук в дверь. И — голос Ольда Зануды:
— Сыч. А Сыч. Выдь-ка.
— Че те, паря? — я подошел к двери.
Открыл.
— Че надыть? — высунулся.
И получил по маковке.
И даже испугаться не успел.
Альсарена Треверра
— Вот расскажу Розе, чем вы с Сычом сегодня ночью занимались — она тебя никогда больше в библиотеку не пустит.
— Да ты мне просто завидуешь, — пробормотала я.
Несмотря на интенсивное лечение, меня еще немного мутило.
— Изнемогаю от зависти, — фыркнула Летта.
— Так что дальше-то было? — спросила Ильдир.
— Да, собственно, все. Отогрели мы его, напоили альсатрой.
— Сами приняли, — вставила Летта.
— Переволновались мы! Еще бы чуть-чуть — и замерз бы парень. Сыч за него очень переживает. Сыч — тил, и явно перегружен найларскими предрассудками. Закон гостеприимства, то, се…
— Никакие это не предрассудки, — обиделась Иль.
Она ведь у нас инга, бывшая язычница.
— Извини, — поправилась я, — Конечно, не предрассудки. Древние мудрые обычаи. Сыч считает стангрева гостем, а гость у найларов — чуть ли не родня. Да и вообще, мне кажется, устал Сыч от одиночества, вот и трясется над парнем, как над дитем собственным.
— Женился бы, раз устал от одиночества.
— Да кто за него пойдет, за тила-то косматого? Чужак все-таки.
— Я бы пошла, — сказала Ильдир.
Мы с Леттисой уставились на нее.
— Вот и иди, — фыркнула Летта, — Самое милое дело. Обед варить, портянки стирать. Детишки, опять же…
— Да что ты на меня нападаешь-то?
— Я нападаю?
— Тише, девочки. Летта, Иль, успокойтесь.
— А что она гадости говорит?
— Никакие не гадости. Милое дело, говорю. Как раз для тебя.
— Что вы спорите? Сыча делите? Фигушки вам. Мне он самой нравится.
Теперь они уставились на меня. Похоже, приняли всерьез.
— А как же Норв? — спросила Иль.
— Норв, — я отмахнулась, — Он все время в отлучке. Я не нанималась его ждать.
— Ну и стерва же ты, Альса, — опять обиделась инга. — Он все для тебя делает. Подарочки возит. Обхаживает. Сам красивый такой, веселый.
— В дело тебя взял, — подпела Леттиса, — В поставщики зовет. Что, контрабанда надоела? Уже не романтично?
Забавно, что если Летта подначивала меня просто так, из любви к искусству, то Иль расстраивалась от чистого сердца. Шуток на подобные темы она не принимает.
— Ладно тебе, Иль, — Летта похлопала нахохлившуюся подругу по плечу, — Альса, конечно, стерва, но к Сычу ходит только из-за стангрева. Она собирается стать первым в истории стангревоведом. Звучит-то как — стангревовед!
Ильдир хмыкнула. Я тоже хмыкнула. Летта в курсе моих амбиций. Ладно хоть — не говорит, что это глупости и пустая трата времени.
— Нам пора в больницу, — напомнила Ильдир.
Девушки начали собираться. У двери Леттиса оглянулась.
— А ты что, так и будешь валяться целый день?
— Нет. Пойду в библиотеку. Мне нужно поработать со словарями.
— Со словарями?
— Между прочим, — я села и спустила ноги, — я систематизирую стангревский язык. В основе своей он использует старый найлерт.
— Да ты что! Серьезно?
— Серьезно. Между прочим, мы с Сычом почти понимаем стангрева. Он говорит на искаженном старом найлерте.
— Сыч говорит на искаженном старом найлерте?
— Стангрев!
— И Сыч его понимает?
Тут я задумалась.