Во всяком случае, родившийся в рубашке Троллейбус чудом не попал под раздачу. Он как раз возвращался из магазина, куда ходил пополнить запасы спиртного, когда увидел, что вокруг троллейбуса царит нездоровое оживление. Прибывшая на место бригада ремонтников при содействии наряда милиции подцепила беглеца на буксир и возвратила в парк.
Троллейбус трагически погиб вскоре после того, как лишился своего кормильца. Он выпал из окна последнего этажа многоэтажки при малообъяснимых обстоятельствах.
3. Гавнилыч
Отец Гавнилыча звался Гаврилой. Это единственная известная подробность из его анкетных данных. Появившись в очередной игровой компании, он представлялся по-простому – Гаврилыч, и пребывал в этой ипостаси всего один день, превращаясь в Гавнилыча уже на следующий.
Гавнилыч играл только в одну игру – в преферанс, но играл мастерски и высочайшим классом, который усердно скрывал. Внешне он живо напоминал старого добродушного чудака-маразматика, любителя водочки и воспоминаний о бурной молодости, прошедшей в рядах славной кавалерийской бригады под командованием товарища Чапаева. Простейшие подсчёты, доказывающие, что Гавнилычу в случае знакомства с Чапаем должно быть лет под восемьдесят, бывшим лихим рубакой игнорировались.
Плешивенький, неказистенький, очкастенький и востроносенький Гавнилыч был ко всему небольшого росточка и вечно носил аккуратно заштопанный на рукавах защитный френч времён царя Николашки. На самом кончике носа у него помещались очёчки, и поверх них Гавнилыч смотрел на мир удивлённым и наивным взглядом стариковских добрых, доверчивых и слегка мутноватых глазок.
Попав в новую компанию, Гавнилыч во время игры строил из себя дурака настолько искусно, что требовалось значительное время, пока его партнёры разбирались, что перед ними жёсткий волчара, обобравший не одну дюжину лохов.
Я познакомился с Гавнилычем, когда попал в компанию, где играли в преферанс по крупной. Компания состояла в основном из тружеников теневой торговли. Сев за пулю против троих незнакомцев, я обнаружил, что двое из них, не прошло и пяти минут, принялись костерить и материть третьего. Ругали его исключительно за тупость. Этот третий удручённо кивал головой, цокал языком, нёс удивтельную ересь, не понятную ни одному из присутствующих, включая его самого, бормотал что-то себе под нос, чесал лысину, скрёб в затылке, после чего зачастую делал единственный ход, позволяющий ему выиграть казалось бы напрочь проигранный контракт.
– Ну до чего же тупорылым масть прёт, – возмущались партнёры. – Чем тупее, тем счастливее. Ты, Гавнилыч, хоть сам-то понимаешь, до чего ты тупой?
– Понимаю, – сокрушённо подтверждал Гавнилыч и начинал нести такую околесицу, которой мог легко позавидовать поэт Бездомный из сумасшедшего дома.
– А что счастливее тебя никого в мире нет, тоже понимаешь? – допытывались партнёры.
– Счастье не волк, в лес не козёл, птица завтрашнего дня, – не отрицал Гавнилыч, – не родись счастливым, четыре сбоку по пожарной части.
– Гавнилыч, ну заткнись уже, ну ради бога хотя бы немного помолчи, – упрашивали партнёры. – Ну, нет же никаких сил слушать это, да ещё и проигрывать такому болвану, как ты.
– Молчу, молчу, молчание для молчаливых, а не молчать не стану, – отвечал Гавнилыч, – поелику не зело молчун бранчлив.
– Вот урод, – возмущались партнёры, покручивая пальцами у виска и закатывая очи горе. – Ничего, масть не лошадь, к утру повезёт, авось отобьёмся.
За месяц Гавнилыч имел с такой компании столько, сколько средний индивид зарабатывал лет за десять.
Как ни странно, он был вхож во многие закрытые и корпоративные коллективы, куда мечтали и не могли попасть игровые с безупречными манерами и коммуникабельностью. В большинстве этих компаний он проходил за везучего лоха годами.
Где Гавнилыч живёт, откуда он взялся и где выучился так катать, никто не знал. Телефон у него был, но стоило по нему позвонить, как женским визгливым голосом отвечали «роддом». Потом предлагали оставить номер, по которому Гавнилыч неизменно отзванивался в течение пяти минут.
Гавнилыч жив и до сих пор иногда появляется в преферансистских компаниях, но говорят, что он сильно сдал и играет, в основном, для удовольствия.
4. Когда Будут
В миру Когда Будут был известен как Леонид Семёнович. В Кормилицу он всегда являлся при полном параде. Полный парад состоял из строгого дорогого костюма с неизменным галстуком, густо накрахмаленной идеально белой рубахи и вычищенных до блеска модных ботинок. Также при нём всегда был элегантный чешский чемоданчик типа дипломат.
Поотиравшись среди играющих, Когда Будут находил в толпе болельщиков незнакомца и заводил с ним разговор. Изъяснялся Леонид Семёнович на прекрасном, интеллигентнейшем литературном языке, а в ходе беседы выказывал расположение к собеседнику и искреннее в нём участие. Через некоторое время разговор неизменно сводился к теме гимнастики ума, и Когда Будут предлагал новому знакомому решить задачу. Знал он этих задач великое множество. Среди них были шахматные этюды и многоходовки, карточные расклады из всех известных игр, логические парадоксы и математические головоломки.
В соответствии с интересами собеседника Когда Будут извлекал из дипломата шахматную, шашечную или нардовую доску, колоду карт или тетрадь в клетку.
С первой задачей испытуемый обычно справлялся. Леонид Семёнович клиента хвалил, пел дифирамбы его интеллекту, клялся, что эту задачу на его памяти не решал никто, и предлагал решить другую, посложнее, но теперь уже на интерес. К этому времени к потенциальной жертве частенько присоединялись любопытствующие, и начинался ажиотаж. Леонид Семёнович по желанию общества расставлял позицию, чертил схему или конструировал расклад.
Все задачи были с двойным, а то и тройным дном – наряду с лежащим на поверхности почти элементарным решением существовало элегантное опровержение, до которого додуматься было нелегко даже специалисту. Зачастую существовало третье дно, и опровержение, в свою очередь, опровергалось уже совершенно уникальным и неожиданным ходом или выкладкой.
Леонид Семёнович называл ставку. Иногда к клиенту присоединялись сочувствующие, несколько человек складывались, и тогда ставку удавалось увеличить. Прежде, чем заключить пари или, как говорят в игровом мире, поставить мазу, спорщики уединялись, шептались, советовались, и в результате приходили к общему мнению. Наконец, объявляли, что ставка принята.
– Уважаемые, – говорил Когда Будут, – у меня нет ни малейшего сомнения в вашей порядочности, и я по лицам вижу, что имею дело с приличными людьми, но чисто ради проформы, или, если угодно, этикета, хотел бы увидеть деньги.
В кредитоспособности самого маэстро сомневаться не приходилось, так что деньги без дальнейших рассуждений предъявлялись.
После этого Когда Будут элегантно опровергал решение и забирал приз. Как правило, проигравшие не сильно расстраивались, отдавая должное красоте задачи и интеллигентности мастера. Иногда одной задачей дело не ограничивалось, и Леонид Семёнович выигрывал несколько пари кряду.
Наряду со сложностью и элегантностью решений, однако, у каждой задачи было ещё одно дно, последнее, которое обнажалось крайне редко и из-за которого маэстро и получил свою кличку.
Однажды мне довелось это дно увидеть.
Выбранный Леонидом Семёновичем клиент оказался, как позже выяснилось, международным мастером по шахматам из Кишинёва.
Когда Будут расставил задачу, и мастер смотрел на доску с полчаса, после чего предложил мазу на тысячу долларов, это по тем временам были очень большие деньги.
Когда Будут попросил предъявить обеспечение, и приезжий продемонстрировал содержимое бумажника. Вокруг собралась компания болельщиков, страсти накалялись, лишь Леонид Семёнович оставался спокоен и невозмутим.
Наконец, ударили по рукам, и кишинёвский мастер сделал первый ход. На третьем ходу Когда Будут применил опровержение, которое мастер в свою очередь опроверг на шестом, завершив многоходовку победой.
– Прекрасно сыграно, поздравляю вас, – сказал Когда Будут и протянул руку.
Довольный победитель руку пожал и предложил рассчитаться.
– О, извините, уважаемый, – сказал побеждённый, – но денег нет.
– То есть как нет? – опешил мастер. – Вы же заставили меня предъявить деньги.
– А вы со мной, простите, на когда играли?
– Что значит на когда? Ни на когда. Мы играли на то, что проиграший платит тысячу долларов, и не когда-то, а прямо сейчас, так что извольте рассчитаться.
– Э, уважаемый, об этом речи не шло, – сказал проигравший. – Это вы со мной играли на сейчас, а я с вами на когда будут.