– Да. Иначе бы не пошли.
– А может, этот. Полевик?
– Нет! Смотри, как он спит крепко. Да нас и не было всего пять минут. Магазин рядом. А это всё-таки рыба. С костями! Да и шкурок нет.
– Тогда не знаю. Может быть, зверь какой? Тайга-то рядом. Хорь или горностай какой.
– Да этот горностай с рысь размером должен быть! Смотри, как обглодал. Ни костей, ни шкурки!
– Ой, мальчики! Я боюсь! Скорей бы домой! В тайге так страшно не было, как здесь. Вдруг он где-нибудь прячется? Хорошо, сегодня вечером поезд.
Вечером, вечером, вечером – тихонько постукивали колёса в голове у действительно засыпающего Виктора. И под этот перестук он уснул. Сквозь сон слышал, что был ещё один заход в магазин, ещё посиделки, наконец они угомонились, а когда проснулся, в комнате уже никого не было. Уехали. Но запах этой проклятой трески щекотал ноздри. Надо проветрить, подумал Виктор. Проходя мимо стола, он увидел аккуратно отрезанную половину рыбины, хлеб, и… записку!
«С добрым утром! Извини, хлеб закончился».
И смешная рожица нарисована.
Постоял, улыбаясь. Наверное, эта, боязливая… Наши ребята! Полевики. Сами, небось, в передрягах бывали. Надо было с ними посидеть, поболтать. Может, и общие знакомые нашлись бы.
Видно, меня совсем с голодухи «переклинило»!
Ну, суть да дело, а время идёт. Подходят к концу оплаченные три дня гостиницы, и он уже понял, что с телеграммой «не прокатило». Что делать?
А живот урчит, и спазмы с голодухи сильнее. А вызову-ка я в гостиницу врача. Живот-то, вроде, побаливает. А в больнице кормят! Недельку отлежусь, за это время что-нибудь придумаю, осенило Виктора.
Он к коридорной. Так и так. Болит, мочи нет. Наверное, аппендицит. Врача! Врача! Она заохала, заахала, и к телефону. Он в кровать. Лежит, постанывает. Часа через два открывается дверь, заходит врач. Ну, прямо Антон Павлович Чехов. В очках, с саквояжем, с бородкой.
– Ну с, молодой человек. Что у нас? Давайте посмотрим, – радостно улыбаясь, спрашивает доктор.
«У тебя каша да щи, а у меня щи – носки полощи» – подумал Виктор, но отвечает, страдальчески морщась:
– Живот болит. Терпеть не могу.
– Откройте рот. А-а-а-а… Хорошо. Задерите рубашку. Хорошо. Так больно?
А сам рукой давит на живот, и Виктор видит, как у «Чехова» глаза от удивления становятся больше стёкол от очков, и чувствует, как холодные пальцы врача ощупывают его позвоночник. Живот, зараза, перестал болеть. Да и чему там болеть, если два дня маковой росинки не было в нём! А пальцы врача всё перебирают позвонки, как струны на гитаре.
– Так! Хорошо, батенька! И давно вы на диете? Я думаю, с недельку будет. Вам надо слезать с неё. Но постепенно, постепенно. Сначала соки, потом бульончик. Только не жирный. Не жирный. Потом уже можно мясца с картошечкой. Только мясцо нужно подольше варить, чтобы мягкое было, во рту таяло. А картошечку размять в пюрешку, и с маслицем, с маслицем. На хлеб не налегайте. Вредно.
Пока Виктор это слушал, такое у него появилось желание вцепиться этому земскому эскулапу в позвоночник, что не передать словами! И думал он, слушая эти гастрономические тонкости выхода из диеты, а не завалилась ли у него случайно сухая корочка под кровать?
Тут врач советует ему.
– Вы бы, дорогой к маменьке. К маменьке. Уж она-то знает, как вас на ноги поставить.
Виктор слушает и думает: «А в больнице макароны дают!»
Ушёл врач. Ничего не нашёл опасного для жизни. Виктор же собрался, и на вокзал.
Чудом нашёл товарный состав с лесом, идущим в нужном направлении, обустроил себе гнездо между брёвен, и с комфортом доехал до места.
Чтобы нам, наверное, было что рассказать тёмным тёплым вечером под горячий чаёк перед сном.
А «колик» у него больше не было.
Как рукой сняло!
Вот что значит – отказ от диеты…
Лицевая хирургия
Вернулся геофизик Витя из одной экспедиции потрёпанный в «любовных баталиях». Со свёрнутым набок носом. Мама у него была медик, заведующая здравпунктом фабрики, вхожая в горздрав. Поэтому направление в травматологический институт было получено без проблем, где нос ему поставили на место за неделю.
Занималась этим зав. отделением лицевой хирургии. Миловидная решительная женщина, но уже в годах, как показалось Виктору. Потому что ему было от силы лет девятнадцать – двадцать.
Отправила она Виктора к фотографу, там же, в институте. Говорит – сфотографируем до и после. Сравним. Потом на стол, чем-то помазала в ноздрях, сунула железяку в нос, крякнула, поднатужилась… Треск, слёзы из глаз!
– Готово! Слезай. В зеркало пока не смотри. Через недельку – к фотографу.
Неделю Виктор слонялся по институту травматологии, знакомился с пациентами, ломаными – переломанными, которые с удивлением смотрели на него, и спрашивали, что сломал?
Так как опухоль к этому времени стала спадать, новый нос всё больше и больше начинал нравиться Виктору.
Наконец, к фотографу, слова благодарности, прощальный букет, и домой!
Но хирурга запомнил. Решительная женщина. И отнеслась к нему с материнской теплотой, участием.
Опять экспедиции, жизнь наладилась, но через некоторое время случилась у него новая беда.
Как бы это поделикатнее сказать, порвалась у него уздечка… На самом главном у мужчин органе (у молодых парней тоже). Жить можно, но больно. И чем дальше, тем больнее!
Хоть мама у него и была медик, с этим вопросом он постеснялся к ней обращаться. Сам решу, подумал он. И пошёл в поликлинику. К хирургу. Заходит – сидит дед, божий одуванчик.
– Что у вас, молодой человек?
– Да вот! Проблема…
– Доставайте свою проблему, посмотрим. Да… Без операции не обойтись. Надо в больницу. К хирургу.
– Да у меня в институте хирург знакомый. Отличный.
– Ну вот и хорошо. Сейчас я вам бумажку с диагнозом, и в путь!
– Спасибо, доктор!
Попрощался, а на следующий день в институт. К знакомому хирургу. Заходит в кабинет, диагноз на стол. Ждёт…
Доооооолго смотрела заведующая на бумажку, потом на Виктора.
Всё думала, что сказать. «Наверное, ход операции обдумывает» – подумал Виктор.
– Понимаешь, дружок! Я специалист по лицевой хирургии, – говорит заведующая, покусывая губы. – Вот если бы у тебя во лбу был, так и быть. Подправила бы. Хотя нет! Нервы уже не те! Вдруг рука дрогнет!
И заржала, вытирая слёзы, зараза, аж стёкла затряслись.
«Чтоб у тебя самой во лбу вырос!» – подумал Виктор, но парень был воспитанный, поблагодарил, попрощался, и домой…
Утром – к «одуванчику».
– Ну, батенька, что у вас, как дела?
– Да не вышло, доктор. Не делает она такие операции.
– А какое отделение?
– Лицевая хирургия. Она мне нос выправляла.
Смотрит – заулыбался доктор.
– Дорогой, это же челюстно-лицевая! Вот если бы у вас во лбу был, тогда да! Тогда можно.
А сам трястись стал тихонечко.
Созвонились, сволочи, подумал про себя Виктор. Они же все друг друга знают! Но спрашивает врача, мол, куда мне теперь?
– Я дам вам направление в Военно-морскую академию. Там сделают. И запомните, дружок! Всё, что сверху до плеч, это челюстно-лицевая. Не вдаваясь в подробности… Лицевая – ключевое слово! А что ниже – другие хирурги… А у вас до плеч или ниже?
И затрясся весь, аж со стула чуть не свалился!
«У меня – через плечо! – уже зло подумал Виктор. – Смотри, свалишься со стула – не соберут тебя ни до плеч, ни ниже!»
Но парень был воспитанный, поблагодарил доктора, взял направление, и домой.
Утром в Академию. Заходит, смотрит – хирург молодой парень. Чуть ли не ровесник. Но капитан медицинской службы.
– Здравствуйте!
– Привет! Что случилось?
– Вот.
Подаёт направление.
– Ну, это нам как два пальца об асфальт! Звать-то как?
– Виктор.
– О, почти тёзки!
– А вас как?
– Рома. Роман.
– А почему тёзки?
– Так я Викторович!
И смеётся. Ещё один весельчак на мою голову, подумал с тоской Виктор. Но вида не подаёт. Давай на «ты», предлагает весельчак.
– Давай.
– Дети есть?
– Есть.
– Вот и хорошо! – смеётся Рома.
– А что хорошо – то? – с замиранием сердца спрашивает Виктор.
– Не обращай внимания. Это я пошутил так.
Шутник!…
– Попей бром дня три. Войдёшь в норму, и через три дня ко мне. На пластику.
И улыбается.
Точно, созваниваются, подумал Виктор. Но вида не подал.
Попрощался, и домой. Бром пить!
Через три дня к Роме.
– Пришёл.
– Привет! Раздевайся, ложись.
Рома достаёт шприц и обкалывает пациенту «пациента». Да так, что «пациент» разбух, превращаясь на глазах в палку краковской колбасы. «Жутковато, но красиво», – подумал Виктор.
– Ну, полежи минут пятнадцать, и начнём. Бром-то пил?
– Пил, пил. А что минут пятнадцать? Он уже всё. Готов! Как будто в другое измерение свалил.
– Надо, друг. Надо!
И опять улыбается. Через пятнадцать минут понял Виктор причину его веселья. Открывается дверь, и в операционную входит стайка молоденьких девушек. Практикантки! В халатах, в чепчиках. Входят потупившись, несмело. И обступили Виктора, старательно отводя взгляд от «пациента».