- Ничего, ничего... - хотел поднять руку над головой, но решив, что увидят, сунул ее в карман, в платок. - Мне бы с вами переговорить, Владимир Алексеевич.
Мальчик Саша был тоже здесь, уносил обломки стекла, срезанные полосы в другой угол, где валялись сломанные велосипеды и прочий хлам. На гостя он не смотрел.
Найденышев кивнул наверх, взрослые перешли в кабинет.
- Чай? Кофе? - привычно спросил директор. И поскольку Колесов поморщился, качая головой, отнес это за презрительное отношение к его грязноватым чашкам и дешевому чаю. И холодновато добавил. - Тогда я с вашего позволения закурю.
Станислав Иванович, утыкая ноющий палец в платок, наматывая его в кармане, понимал - здесь нужно говорить прямо, но все-таки начал издалека... что вот, вчера он посмотрел на старших ребят... ведь, наверное, многих их ждет если не тюрьма, то голодное и злое существование. Когда они выйдут отсюда.
- Я их оставлю воспитателями, - оборвал гостя Найденышев. - Во всяком случае, тех, кого вы видели. - Он, кажется, уже догадывался. Оскалив мелкие зубы, погасил сигаретку в стеклянной пепельнице, закурил новую. - А у вас есть предложение, как осчастливить страну? Чтобы они в ней не пропали?
"Что-то он сегодня неласков", - подумал с горечью Колесов. Хотел было достать из кармана порезанную руку, продемонстрировать, чтобы как-то умилостивить человека, но решил - это совсем уж будет по-мальчишески.
- Видите ли, у меня есть дочь... но я всегда мечтал о сыне. Судя по всему, этого уже не будет.
Найденышев, пригнувшись к столу, спросил в лоб:
- Вам Сашка понравился?
- Да.
Найденышев помолчал, вздохнул, отвернулся - вытащил из шкафа без одной дверки папку, полистал и подал Колесову несколько листков желтоватой бумаги, скрепленных ниткою.
Станислав Иванович увидел фотокарточку совсем маленького мальчика, фамилия - прочерк, имя - Александр, отчество - прочерк. Рост... вес... Болезнь незаращ. нёба. Неквал. операция.
- Объясняю. Его уже брала лет десять назад одна семья. Люди не имели детей, сильно пили. Саша не выдержал, сбежал.
- Наверно, "волчонком" звали?
- Что? Да... конечно. Близко лежит... - Найденышев поморщился. - Они - к нам, а он бьется в руках, орет - не хочет назад... Я не уверен, что пожелает пойти к вам.
Станислав Иванович рассказал директору, как мальчишка вчера прогудел ему в спину: "Возьмите меня".
- Наверно, решил, я - иностранец, - честно пояснил он. - Я как раз по-английски что-то трёкал.
Найденышев невесело рассмеялся.
- Ну, поговорите. - Он снял трубку. - Кто? Коля? Сашка там? Ко мне.
Саша почти вбежал в кабинет директора и остановился - будто лбом стукнулся о косяк. Узкоплечий, тонкошеий, и пальцы тонкие... а вот глаза круглые, темные, как у птички, непонятно, что в них. Увидел гостя и, конечно, догадался, что пришли по его душу. Но, судя по всему, не рад.
- Я выйду, - буркнул Найденышев. - Позовете. - Он прикрыл за собой дверь.
" А не делаю ли я глупость?.. - вдруг со страхом подумал Колесов. Но отступать было некуда.
- Саша, - начал он. - Не хотите ли вы...
- Нет, - прорычал тонкий мальчонка, дернувшись всем телом. И словно сглотнул слюну, и глаза его стали словно стеклянные.
- Ты даже не хочешь послушать?..
- Эк! - Саша мотнул головой и отступил к двери, уже собираясь уйти. Жалкий, в серой, как дерюга, рубашке, в черных трико, уже коротких для него брючины поднялись до середины икр. На ногах драные тапки.
- Почему?! - едва не закричал Колесов, поднимаясь и все еще держа руку в кармане.
- Эк!.. - Саша толкнул плечом дверь, она открылась.
- Да постой же!.. - Колесов схватил его за локоть, жесткий, как велосипедный руль. Но мальчишка мгновенно ребром другой ладони больно стукнул его по руке, Колесов взвыл и машинально выдернул порезанную руку из кармана.
- Да черт тебя возьми! Ну, русский я, наш... но не алкаш, блин! Хотел в гости пригласить! Мы с женою... - И увидел, что мальчик уставился на его руку с намотанным вслепую носовым платком. Глянул сам - платок был красный. Да и через белую материю брюк кровь проступила.
- Как это?.. - испуганно пробормотал Саша. Слова были невнятны, но различить их было можно. - Порезались? Я щас... - он выбежал.
Колесов поднял руку над головой и отодрал липкую материю.
Сашка вбежал с пузырьком йода.
- Денжите (держите)...
Минут через десять, сказав директору детдома, что они в гости, просто чаю попить, Колесов и Саша поехали автобусом в Академгородок.
Саша для визита переоделся - надел белую рубашку и синие стиранные джинсики. Русые волосенки на темени расчесал назад - и они встали.
Когда вошли в квартиру, Марина вполне искренне изумилась:
- Ой, какие кавалеры... - Она, видимо, ожидала увидеть карапуза. Или калеку. - Проходите, проходите!
Но случилась непредвиденная беда - Саша второпях забыл сменить носки. А может, у него других и не было? Следуя примеру Колесова, тоже сбросил у порога обувь - разбитые, с надвязанными шнурками ботиночки, и ступил на ковер - и запашок пошел... Колесовы увидели черные концы его носок... Марина сразу сомкнула губки гузкой, вскинула возмущенно голову, как актриса Ермолова на картине Серова, и мальчик мгновенно все понял. Снова, как в детдоме, отскочил к двери и зло сузил глаза.
Марина поняла свою ошибку, фальшиво заулыбалась:
- Чай будете пить? Сейчас заварю.
- Эк, - глухо отвечал мальчишка, отрицательно мотая головой и пробуя наугад, не нагибаясь, побыстрее напялить ботинки. - Нет.
- Погоди, мы музыку сейчас послушаем, - мягко сказал Колесов. - Марина, оставь нас. Саша, да постой ты!..
Он шагнул в большую комнату, включил кассетник - в динамиках грянул волшебный Россини, стремительная увертюра к опере "Итальянцы в Алжире" - и мигом вернулся в прихожую.
Сашка стоял, зажмурившись, слушая?.. черный, как цыган, загибая пальцев ног вовнутрь, делая ступни похожими на грабельки.
- Я хочу момой, - дождавшись крохотной паузы, отрезал Сашка. - Всё.
- Нет, не всё! - сердито зашипел Колесов. - Давай по-мужски! Она любит дочь. У нас есть дочь. А я люблю мужские компании! Мы с тобой на рыбалку будем ходить. А сейчас ты в ванную... потом я... Потом мы чего-нибудь поклюем.
- Читал я эти сгазги... - Сашка задергал ручку двери. - Принц и нищий.
- Я тебя прошу! - Колесов схватил его за кисть, и вдруг Сашка, как собачонка или волчонок, нагнулся и укусил ему руку. Как раз ту, которую сегодня лечили... Станислав Иванович, матерясь, взвыл - детдомовец вылетел за дверь и - только грохот шагов по ступеням этажей.
Вышла жена в атласном халате, деланно зевнула.
- Я вам не мешала...
- Оставь меня. - Колесов обошел ее, как столб, выключил в большой комнате музыку и сел. И попытался глазами подростка посмотреть на свою квартиру. На телевизоре - узорная накидка, на проигрывателе - узорная накидка. На этажерка, на серванте - маленькие пузатые баночки из Парижа распространяют запах фиалок и роз. Под ногами ковер в оранжевых и желтых розах - без единой соринки. Медицинская чистота. И сама хозяйка - как кремовый торт, ноготки все алые, и на ногах алые. Ну, какой мальчишка поверит, что здесь могут его полюбить?
Жена что-то говорила, но он не слушал. Почему-то вспомнилось, как в детстве отец отшлепал его в хлеву за то, что курил. И курил-то Стас не папиросы мох, выдранный меж бревен бани. Правда, еще сухие нерастеребленные вершинки конопли ввертывали. Отец больно дернул за ухо и сильно толкнул - сынок упал лицом вниз в солому с вонючими коровьими лепехами и зарыдал. А отец сорвал с гвоздя какие-то старые веревки - и веревками...
- Будешь еще?.. будешь?..
Прибежала мать:
- Не обижай его!.. - обняла, защитили сыночка. - Он же единственный у нас... Ты скажи ему словами - он поймет.
Марина ни за что бы не стала защищать сына, вся ее жизнь - в дочери, а дочь - копия мамы. Такой же розовый торт, только уже и выше. С таким же нежным придыханием говорит, шепотом. Точно так же, цеременно медля, пьет чай из чашки. И уж папу она не поймет - она единственная тут всеобщая любимица, Машка-эгоистка.
5.
А утром, как будто специально для того, чтобы ускорить события, вернулась из деревни она - их дочь. Вся словно сверкающая елочка - в костяных и металлических украшениях, в мини-юбке, но в огромных кроссовках, внесла в дом рюкзак с вареньем и огурцами от бабушки, поставила на пол. Рассеянно улыбаясь, чмокнула родителей в воздух возле их щек и, ласково что-то пробормотав, прошла в свою комнатку - встала перед зеркалом. Станислав Иванович видел это через открытую дверь, проходя на кухню.
Кажется, смотрит, не слишком ли еще подросла? Или тут что-то другое? Несчастная любовь? Машка подозрительно быстро согласилась поехать к бабушке в деревню. В прошлом году никакими посулами не могли туда затащить. А нынче: да, папочка, да, мамочка... Ей 14. Черт их знает, что у них, у девочек, в душе, сладкой и зубастой.
Ах, не удалось вчера уговорить Сашку здесь ночевать. Если бы дочь застала его в семье, кто знает, может, приняла бы как данность, не стала скандалить. А теперь... понятно, ощетинится. А если все-таки отец приведет мальчика, будет хныкать. "Мои книжки трогал... фломастеры... В конце концов, мы, женщины, должны иметь свою территорию." Ведь если приводить детдомовца, то куда?.. в машкину комнату. В конце концов, ему всего одиннадцать или двенадцать. Ребенок.