Она прошептала растерянно:
— А в чем главное?
— Вредим ли мы, — ответил я, сам медленно пробираясь через стену колючих понятий, — своими поступками и поведением друг другу, своим близким или далеким?.. Если нет, то можно все.
Она сказала совсем тихо:
— Но мы не вредим, так ведь? Правда, сэр Мидль…
— Он получит, — сказал я сварливо, — за половину Франки титул герцога! Не полгерцога, а полного. И еще богатое поместье!
Она спросила, защищаясь:
— Почему богатое?
— Его Величество, — напомнил я с достоинством, — король не мелочный. Он понимает важность жеста.
Она вздохнула:
— Все-таки я сама прослежу, чтобы сэру Мидлю выделили достойное имение. Если там и земли богатые, то да, мы никого не обидели, а даже совсем наоборот.
— Все, — сказал я убежденно, — что между нами происходит, делается к лучшему. Вы правы, у государей другие нормы поведения. Мы делаем все в интересах народов наших королевств… Ну-ка, в интересах Шателлена…
Она сказала поспешно:
— Нет-нет!
— Не понял, — проговорил я.
— Задуйте и ту свечу, — попросила она умоляюще. — Ну не могу я при свете, это совсем уж непристойно.
— Ах да, — спохватился я, — конечно, конечно… Хоть я и ничего не увижу в темноте, какой ужас, но буду вас искать в постели.
— Спасибо, сэр Ричард.
Я вылез из-под одеяла, она вскрикнула, зажмурилась так плотно, что вся мордочка перекривилась, я слышал за спиной, как она поспешно отворачивается к стене.
Мои подошвы звучно прошлепали к светильнику, Франка не шевелится. Я с сожалением дунул на единственный огонек, работал бы ночничком, и вернулся к постели.
Все-таки она ужасно простеснялась весь остаток ночи. Несмотря на мою пропаганду либеральных ценностей, ей постоянно чудилось, что на нее с укором смотрит сэр Мидль, с которым у нее не только брак, но и любовь.
Со мной вот только брак по расчету и укреплению дружбы между народами, в смысле, королевствами, хотя вообще-то я тоже, оказывается, очень интересный человек, чуткий и необыкновенный. Никогда бы не подумала, и вообще как-то теперь на многое посмотрела иначе, что-то и во мне есть такое убеждающее.
Когда я проснулся, она все еще разговаривала со мной, женщине не обязательно отвечать, иногда ей просто хочется выговориться.
Я зевнул, поцеловал ее в щеку и сказал бодро:
— Встаем или еще покувыркаемся?
Она посмотрела застенчиво из-под длинных густых ресниц, щеки все еще пунцовые, как лепестки только что распускающихся роз, глаза блестят влажно и таинственно.
— Надо бы встать, но придворные дамы еще не пришли…
Я обнял ее теплое и нежное тело, никогда бы не подумал о нем такое, глядя на ее гордую стать, когда с задранным надменно носом идет через зал.
— Ах да, — сказал я, — вы же одеваться сами еще не умеете, дорогая леди. Тогда полежим чуть, не мне же шнурки завязывать на вашем корсете?..
А через час я уже выметнулся из ворот Дартмута. Бобик мчится впереди, все такой же веселый и довольный, да и с Зайчиком все в порядке, только я все еще обалдевший. Мало мне временной жены, что не так уж и бесхлопотно, а тут так неожиданно по моей дурости и жажде приколоться еще и половинная. Сглупил, довыпендривался, а люди здесь серьезные, таких странных шуток не понимают. К тому же искренне верят в свою уникальность.
Франке в голову не может прийти, что я с того дня, как Мидль подарил мне те рудники, совершенно забыл о ее существовании, несмотря на ее красоту и язвительный ум.
Я снова и снова перебирал все в уме и видел, что упустил по крайней мере пару моментов, когда можно было отказаться, либо сведя к шутке, либо легко извиниться, сообщив, что не совсем удачно начал развивать комплиментарный разговор…
Когда она сообщила, что переговорила с отцом насчет того, что снова посягаю на нее и хотел бы взять ее в жены, я слишком долго не мог собраться с духом и признаться, что просто дурака валяю, сочинял ни к чему не обязывающие комплименты в такой вот форме, ну нельзя же принимать всерьез… но как такое сказать женщине, это же обидеть смертельно…
…ну да ладно, это же не всерьез, настоящий муж у нее Мидль, который от такого ее двойного замужества только выиграл. А я? Вообще-то, если вот так на аптекарских весах, то и я выиграл, если, конечно, не брать всякие там чуйства и моральную сторону, что для политика должна быть несущественна.
Я отныне здесь как бы свой, зять или полузять Найтингейлу, а в этом случае должен пользоваться какими-то правами, а самое главное — влиянием.
Еще не сообразил, но если я умный политик, то даже дурости и ошибки должен поворачивать в свою сторону. В смысле, на пользу. Так что да, Франка у нас с Мидлем — жена. Такое для меня весьма новое, но, думаю, переживу. Спасает странная, но чисто мужская логика, что хотя мы с Мидлем вроде бы в абсолютно равной позиции, но вот то, что он женился на ней, жил с нею, а потом присобачился сбоку я, дает мне какое-то спасительное ощущение, что это Мидль — муж, а я как бы любовник, что героично и как бы почетно в мужском мнении.
Зайчик весело фыркнул, когда пронеслись напрямик через редкий лесок, а там под копытами весело прошуршал полуметровый ковер опавшей листвы, что копилась несколько лет и совершенно не истлела.
Бобик догнал оленя, повернул и заставил помчаться прямо на Зайчика, но я стрелять не стал, и он только посмотрел на меня с укором, снова исчез, шныряя черной молнией то справа, то слева.
Еще два перевала, каменистое плоскогорье, дорога через холмы, и я увидел наконец далеко впереди, как в зеленую долину течет стальная река. Рыцарская конница в тяжелых доспехах, сами рыцари, прекрасно вооруженные и в полных доспехах, тяжелая панцирная пехота, копейщики, а впереди небольшой отряд военачальников, за которыми знаменоносец гордо везет огромное красное знамя с золотым единорогом, символом то ли Варт Генца, то ли Скарляндии, у них у обоих теперь Победоносные и Познавшие радость побед, Непобедимые и Славные…
Я повернул Зайчика и послал его галопом на перехват головной группе. Там заметили, остановились, я рассмотрел во главе громадную фигуру Клемента Фицджеральда.
Он сразу же пустил коня навстречу, остановился на нужной дистанции и, соскочив на землю, преклонил колено.
— Сэр Клемент, — произнес я.
— Ваше высочество! — ответил он гулким, но смиренным голосом.
— Встаньте, граф, — сказал я и добавил одобрительно, — быстро двигаетесь! Я ожидал, что первой прибудет армия под рукой барона Альбрехта.
Он выпрямился, в глазах мелькнуло довольное выражение.
— Мы догнали их, — сообщил он, — а потом перешли на другую дорогу и обогнали.
— Каким образом?
— Беречь силы нужно перед боем, — ответил он. — А передвигаться… чем быстрее, тем лучше. От этого часто зависит, кто победит.
— Все верно, — одобрил я. — А сейчас, граф, велите армии остановиться. Когда подтянутся самые задние, сообщите всем о новом маршруте.
— Ваше высочество?
— Герцог Ламбертинии, — сообщил я с нужной ноткой гнева в твердом голосе державодержателя, — предательски схватил мою супругу королеву Мезины Ротильду и заключил в темницу!.. Это неслыханно, это тяжкое оскорбление для вашего сюзерена. Я уже договорился с королем Шателлена о дорогах, по которым пройдут наши войска, прежде чем вторгнутся в герцогство. Безобразий не чинить, продовольствие покупать, девок, по возможности, не брюхатить.
Он доложил серьезно и не удивляясь:
— За всем прослежу, ваше высочество. Бои ожидаются серьезные?
— Постараемся обойтись, — ответил я. — Потому вслед за вами пошлю туда и армию барона Альбрехта. Правда, по другой дороге. Чтобы в герцогстве поняли, дело серьезное. В крупные бои не ввязываться, замки и крепости не осаждать, а быстрым маршем двигаться вглубь. Впрочем, я буду там раньше вас, тактические указания получите на месте.
— Ваше высочество! — сказал он твердо. — Все исполним в точности.
— Отлично, — сказал я одобрительно. — А теперь давайте посмотрим, что у вас за армия сюда прикопытила…
— У вас, — возразил он. — И все мы — ваши.
Передовые отряды, получив приказ остановиться и ждать отставших, тут же начали ставить шатры и палатки, в разных концах вспыхнули костры.
Я, оставив Зайчика и Бобика, пошел между кострами и палатками, присматривался и вслушивался в разговоры, стараясь ухватить общий дух и настроение.
Говорят обыденно о походных мелочах, я успокоился, только от одного костра донесся восторженный голос:
— …прямо из ущелья, а потом чуть направо, а там прекраснейшие дворцы из горного хрусталя! Сверкающие башни из кварца упираются прямо в небосвод, но старые люди говорят, что проходят насквозь и тянутся выше и выше!.. И живут в том невиданном королевстве горные эльфы, самые красивые и величественные…