Я был не в силах… – Он замолчал на мгновение и вдруг резко повернулся:
– Может, мне вас и в самом деле уволить?
– И с распростертыми объятиями встретить злоумышленника? – произнесла она глубоким грудным голосом.
Ну вот, теперь ее голос звучит так, словно она поощряет его к чему-то запретному. Откуда это в ней? Раньше она никогда не замечала в себе ничего подобного.
Он посмотрел на ключ в замке, на Джоселин; его взгляд скользнул по ее губам. Он был явно под впечатлением того, что она поддалась его обаянию. Он хотел поцеловать ее, это было видно по глазам.
На какое-то мгновение ей показалось, что он может осуществить свое желание, и она почувствовала в сердце торжествующую радость красивой женщины, которой удалось обольстить «важную птицу». Но только на мгновение. В следующее – она уже ругала себя: «А что, если у тебя не хватит твердости духа и ты позволишь ему поцеловать тебя?»
Слава богу, до этого не дошло. Донован отвернулся, как ей показалось, сделав над собой усилие.
– Пожалуй, нет.
Он повернул ключ и распахнул дверь.
Она решительно вошла.
– Миссис Мейнхард, вы здесь? – спросила она громко.
– На кухне, – ответила пожилая женщина.
– Все в порядке?
– Да.
И все же, оставив Донована у входа, она быстро обошла пентхаус и, только убедившись, что в квартире нет никого постороннего, вернулась.
– Все чисто.
Нет, не все было чисто, по крайней мере в ее сердце. И все из-за его сногсшибательной сексуальности, из-за его способности видеть в ней больше того образа, который она демонстрирует миру, образа уверенной в себе, решительной женщины-телохранителя с железной волей.
Вернувшись из больницы после долгого трудового дня, Донован переоделся в старые потертые джинсы и футболку и плюхнулся, раскинув руки и ноги, на свой мягкий плюшевый диван. Он только что заказал китайскую еду, а Джоселин пошла в свою комнату удостовериться, что новая охранная система уже заказана.
Донован смотрел на темные окна, наслаждался тишиной вечера и думал об их утреннем разговоре. Когда он, вместо того чтобы оправдываться, перешел в наступление, она ретировалась быстрее испуганного кролика. Какова история ее жизни?
Джоселин не хотела рассказывать ему о себе, но к нему в душу позволяла себе влезать запросто. Наверное, она бы объяснила это тем, что работа обязывает ее знать как можно больше о своем клиенте, чтобы лучше защищать его, но он чувствовал, что под этим кроется нечто большее. Когда он спросил ее о личной жизни, в ее взгляде отразился такой страх, словно на дне ее души таились тяжелые переживания, которые никто до него не пытался вытащить наружу.
Он подошел к музыкальному центру и поставил диск с песнями Эрика Клэптона. Мягкие звуки заполнили комнату, и через несколько минут в дверях появилась Джоселин. На ней по-прежнему были коричневые брюки и белая рубашка, только исчез пиджак.
– Вы слушаете Эрика Клэптона?
– Все время.
Она стояла в полукруглом проеме двери, опершись на мраморную колонну, потом медленно прошла в комнату.
– Когда-то я часто слушала этот альбом в машине. – В ее голосе звучала ностальгия. – Однажды я ехала во Флориду и крутила его всю дорогу. – Ее взгляд погрустнел. – Как давно это было.
– И как давно это было?
– Четыре года назад. С тех пор у меня не было каникул.
– Но вы же работаете самостоятельно и наверняка можете себе позволить отдохнуть пару недель.
– Я люблю свою работу.
Они сели на диван: он – снова перед журнальным столиком, она – в другом конце.
– Но ведь всем порой требуется отдых.
– Я отдыхаю между заданиями, хотя и собираю в это время информацию о следующем клиенте.
Но ведь говорят, что смена деятельности так же хороша, как отдых.
– Может быть, – нерешительно согласился Донован.