Николай, едва взглянув на водку, страдальчески сморщился.
— Ничего, Коляш, ничего! Ко всему можно привыкнуть! А кое к чему привыкнуть просто необходимо. Уж коли кто-то позаботился о том, чтобы мы с тобой появились на белом свете, то нам с тобой ничего не остается, как жить… верно?
— Похоже на то.
Борис, подняв свой стакан, задержал его в руке. Стакан оставался неподвижным. Выступающая над срезом стакана водка даже не вздрогнула. Николай так не смог. У него водка тут же перелилась через край, потекла по пальцам. И Николай, словно признав свою неполноценность, улыбнулся, взглядом торопя Бориса выпить.
— Я что хочу сказать… — Борис задумчиво посмотрел на Николая. — Уж коли нас произвели на свет, не спросив нашего согласия, то пусть и теперь не вмешиваются, пусть уж потерпят наше присутствие.
— Кто?
— Люди, — улыбнулся Борис. — Вперед, Коляш! — И он выпил до дна. Так же не торопясь, взял бутерброд с ветчиной, понюхал его и сунул в рот. И только тогда выдержка изменила ему — жевал он жадно, глотал, не прожевывая. Но через минуту Борис снова был спокоен и ироничен, с насмешкой смотрел, как чуть не поперхнулся Николай.
— Ну что, пора?
Борис не ответил, хотя действительно уже пора было выходить. Он еще раз показал, что, в конце концов, ему решать — идти или ждать.
А Николаем вдруг овладело нетерпение, ему хотелось побыстрее выйти из кафе, скрыться от яркого света, исчезнуть в темноте. Он обеспокоенно оглянулся, а заметив в дальнем углу парня, повернул свой стул, чтобы тот не узнал его, если оглянется.
— Ты чего засуетился? — спросил Борис. — Знакомый?
— Показалось. Может… затылок… Отстань! — вдруг резко сказал Николай.
— Что? — удивился Борис.
— Да я не тебе… себе! Понял?! Себе сказал! Ну, что еще?!
— Ну, себе так себе, — примирительно сказал Борис. Пропуская Николая вперед, он смерил его недоуменным взглядом.
Но на улице Николай ощутил полнейшее безразличие ко всему, что может с ним случиться в этот вечер. В движениях его, в походке проступила расслабленность многоопытного человека, которому предстоит то, что он делал в жизни много раз. Работа предстояла несложная — унести с мебельной фабрики десяток комплектов разборных стенок. Их уже подготовили и сложили у небольшого окна. Решетка легко снималась, поскольку все шурупы, которыми она крепилась, заранее вывинтили. Опасность заключалась в том, что стенки предстояло пронести через ярко освещенный двор фабрики, почти на глазах у сторожа, сидевшего на проходной.
Прислонившись к борту машины, Николай молча слушал путаные объяснения водителя, который должен был увезти стенки. Борис что-то уточнял, переспрашивал, убегал в темноту, снова возвращался, и Николай смотрел на него даже с жалостью. От преклонения не осталось и следа. Зато появилось нечто новое — Николай хотел попасться. Во всяком случае, такая вероятность его не пугала. Может быть, за этим стояло безразличие к себе, но, подумав так, Николай решил, что нет, не безразличие. «Там-то уж точно не найдут!» — мелькнула злорадная мысль.
Стоя у борта машины в полной темноте, вдыхая запахи бензина, поздней осени, долетавший с фабрики дух пропаренного дерева, он понял: что бы ни случилось ночью, он останется спокойным. В эти минуты ему были смешны и водитель, и Брек, их железный Брек, с изящными и значительными манерами, и тот неизвестный ему сообщник, который будет подавать комплекты в окно. Конечно, он трусит сейчас там, в цехе, прикидывается, что работает, что занят, а сам только и делает, что шныряет глазами по сторонам.
И Николай вдруг осознал, что сильнее этих людей, что готов идти дальше их, готов большим рискнуть. Но когда он понял это, исчезло безразличие к себе, захотелось, чтобы все кончилось хорошо. Только хорошо, несмотря ни на что, потому что, если они попадутся, его превосходство потеряет всякий смысл — скамья подсудимых всех уравняет. И он начал с интересом прислушиваться к указаниям водителя, прикинул расстояние до цеха, ширину освещенной полосы и даже спросил о тяжести комплекта — это был единственный вопрос, который он задал.
— Ладно, — прервал Николай очередной вопрос Бориса. — Все ясно. Только вот что, — он повернулся к водителю. — Ты остаешься здесь. Таскаем мы с Бреком. Но сторожа, если он появится, берешь на себя. Понял?
— Да-да! Ты уж постарайся… Коляш правильно говорит, а то, понимаешь, что получится…
— Решили! — перебил Николай, и Борис послушно замолк. — Пошли, что ли?
Николай первым протиснулся в щель забора и, не оглядываясь на Бориса, медленно пересек залитую светом полосу и вошел в тень деревьев.
— Погоди, куда ты несешься?! Осмотреться надо! — отчаянно шептал Борис, не решаясь перейти через освещенное место.
Николай не ответил. Глянув в сторону проходной, он увидел, что сторож склонился над столом — его хорошо было видно в маленькое квадратное окошко. Не пригибаясь, мягкими широкими шагами, через негустые деревья Николай приблизился к цеху, нашел нужное окно, заглянул. И сразу же там, за рамой, возникло движение, щелкнули запоры, окно распахнулось, и из темноты возникло незнакомое тощее лицо с открытым ртом — парень дышал тяжело и хрипло. Оказывается, он поднимал перевязанную связку полок. Едва на подоконник лег один конец пакета, Николай передвинул его к себе, парню стало легче, и он, едва ли не из последних сил, подмигнул. Николай оглянулся и увидел, что Борис все еще по ту сторону освещенной полосы — он попросту трусил. И тогда Николай сделал то, чего сам не ожидал: оставив связку на подоконнике, он пересек освещенную полосу, взял Бориса за руку и, как мальчишку, повел за собой к раскрытому окну, прекрасно понимая, что тот никогда ему этого не простит.
— Пижонишься?! — прошипел Борис, когда они уже были в темноте.
— Ладно, потом поговорим. Бери… Взял?
И пошел впереди, понимая, что так будет лучше — Борису ничего не останется, как следовать за ним. Николай лишь на секунду замешкался, взглянув в сторону проходной. Ощущая тяжесть полированных досок, он шел, улыбаясь, понимая, что низкорослому Борису сейчас гораздо тяжелее — Николай расчетливо взял себе легкий конец пакета. Так же размеренно он вошел в темноту, безошибочно нашел лаз в заборе и, увидев замершего в ожидании водителя, просунул ему конец связки.
— Бери! — а сам отошел в сторону, предоставив Борису и водителю самим поднимать пакет в кузов.
Сторож заметил их, когда они несли седьмой пакет. Метнулась его тень в окне, сторож приник лицом к стеклу и тут же, убедившись, что ему не показалось, что в самом деле освещенную часть двора пересекают двое с грузом, бросился к двери.
— Быстрей! — сказал Николай. — Заметил!
— Кто? — Борис задохнулся от одного только вопроса.
И тут темноту пронзила трель свистка, еще более резкая оттого, что оба знали — это им, из-за них. Они успели добежать до забора и просунуть пакет, но подхватить его было некому — водитель уже заводил мотор. Тогда Николай сам протиснулся в щель, взял связку с противоположной стороны и протащил доски. Забросить их в машину не удалось — сторож уже пролезал в дыру. Тогда Николай, оставив пакет, как-то замедленно, будто обреченно, подошел к забору и в тот момент, когда сторож занес ногу над перекладиной, изо всей силы ударил его кулаком в лицо. Охнув, старик опрокинулся навзничь.
— Ну что, будем заканчивать? — спросил Николай. — Там еще три комплекта осталось.
— Какой заканчивать?! — ужаснулся водитель. — Ты что, обалдел? Сматываемся! — Он так рванул машину, что Николай с Борисом едва успели уже на ходу забраться в кузов.
А потом, глубокой ночью, когда затих вдали гул грузовика, когда этот гул затих в них самих и руки перестали дрожать от усталости, они остановились у дома, где жил Николай. В подъезде Борис отсчитал двести рублей.
— Не много?
— Многовато, конечно, — согласился Борис, обретая привычную снисходительность. — Но ведь это плата не только за труд.
— А за что еще?
— За страх, за сторожа, за готовность и в будущем выручать друзей… А?
— Поживем — увидим, — ответил Николай. — Пока.
— Пока, — раздумчиво протянул Борис. Когда Николай был уже на третьем этаже, до Бориса донеслось чуть слышное: «Отстань!»
Николай вошел в квартиру, в темноте разделся и, хотя знал, что мать не спит, она никогда не засыпала до его возвращения, к ней не заглянул. Лег в разобранную постель, поглубже втиснул голову в подушку, долго искал позу поудобнее, словно готовился к тяжелому, но привычному испытанию. А едва решился закрыть глаза, из зеленоватой вязкой глубины на него сразу пошли мелкие пузыри. Приближаясь, они становились крупнее, округлее, и наконец среди них возникло светящееся пятно. Оно подрагивало, меняло очертания, но прошло еще несколько секунд, и на нем появились черты человеческого лица…