— Это “Апач”, — машинально ответил Бреннер, хотя ему показалось очень странным то, что они вдруг вспомнили один из американских фильмов и ведут о нем разговор. — Эта машина послужила прототипом для вертолета, показанного в кинофильме. Но это… это же боевой вертолет! Какого черта…
Из носовой части вертолета выбивалось ярко-оранжевое пламя. Внезапно раздался пронзительный вой, скорее похожий на звук фанфар, нежели на звук выстрела, и первый вертолет отнесло, словно невесомую бабочку, в сторону, как будто чья-то большая ладонь отбросила ее в полете.
— О Боже! — прошептал Бреннер. — Они… они стреляют друг в друга…
Ему даже в голову не пришло, что он и девушка находятся в опасности, хотя обе машины летели прямо туда, где находился монастырь. Сейчас они находились еще на расстоянии двух или трех километров от него, но быстро приближались.
— Может быть, это съемки какого-нибудь фильма? — пробормотала Астрид и, не замечая этого, прижалась спиной к груди Бреннера. Она дрожала.
Следующая пулеметная очередь, выпущенная “Апачем” по пытающемуся скрыться вертолету, развеяла последние сомнения Бреннера. Стрельба была на поражение. Пули, не достигшие цели, с громким треском снесли несколько верхушек деревьев и отдельные сучья, а также посыпались стальным дождем на деревянный мостик, впиваясь в древесину и раскалывая тонкий лед на реке.
— О Господи! — воскликнул Бреннер. — Прочь отсюда!
Он резко повернулся и, схватив девушку за руку, увлек ее за собой под защиту арки ворот. Астрид кричала и пыталась, дико размахивая руками, вырваться, словно утопающая, которая тащит под воду своего спасителя, но Бреннер, проявив на этот раз настойчивость и употребив силу, не выпускал девушку из своих рук. Рев двигателей становился все громче и громче, а затем вновь прозвучал резкий стрекочущий звук пулеметной очереди.
Обернувшись на бегу, Бреннер увидел, что преследуемый вертолет начал терять скорость и высоту, грозя рухнуть на мост. Возможно, пилот этой машины надеялся, что “Апач” не станет в него стрелять здесь, над зданием, где живут люди.
Пустые надежды! Бреннер знал, что они должны сейчас умереть, но не испытывал ни малейшего страха. Под градом пуль, разрывов, рикошетов острых осколков камня, сыплющихся на них, Астрид и Бреннер бегом устремились к противоположному выходу из этого небольшого туннеля, зная, что не имеют ни малейшего шанса выбраться отсюда.
Бреннер почувствовал, что ранен.
* * *
Ему не было больно. И, возможно, именно это обстоятельство начало внушать ему сильное беспокойство, потому что Маккормак действительно ничего не чувствовал, он не ощущал даже липкой влажной теплоты, которая алым потоком текла между его пальцами и капала на брюки и сиденье, обтянутое искусственной кожей. Половина его тела полностью утратила чувствительность.
Маккормак знал, что означала эта потеря чувствительности, но мысль о том, что он парализован, почему-то не внушала ему ужаса. Она не доходила до его сознания, как, впрочем, и мысль о том, что ему не долго осталось жить с перебитым позвоночником — поскольку он истекал кровью.
У Маккормака было удивительное чувство легкости, свободы и даже веселья; такое же чувство он испытывал после нескольких затяжек “травки”, которые он изредка позволял себе. Нет, все же нынешнее состояние Маккормака было куда более приятное, так как в нем отсутствовали угрызения совести и чувство вины. То, что с ним случилось, было столь абсурдно, что он мог лишь посмеяться надо всем этим. Улыбаясь, он рассматривал крохотное круглое отверстие в окне напротив. Бронированный корпус с честью выдержал испытание, и ни одной пулеметной очереди не удалось его пробить.