Сказать — сказал, а сам поймал себя на мысли: а так ли уж хорошо он знает своего отца на самом деле? Нет-нет, его причастность к убийствам Мирослав отрицал категорически, никаких сомнений в этом быть не могло. Насторожило его другое: еще секунду назад он и подумать не мог, что его отец обратится к психиатру. Он всегда казался уверенным и спокойным, довольным жизнью. Зачем ему психиатр? Неужели Мирослав чего-то недоглядел? Неужели его отца что-то мучило, а он понятия об этом не имеет? Пока Погодин размышлял, разглядывая бордовую жидкость, майор принял решение.
— Хорошо, давайте так. Но я попрошу вас сообщить мне алиби вашего отца в даты убийств, которое я мог бы проверить.
На том и сошлись. Мирослав решил для себя, что обязательно поговорит с отцом и все выяснит, а пока отпустит неприятную мысль — проблемы надо решать по мере поступления. Зачем портить себе вечер мнительными размышлениями?
Как раз в этот момент к их столику подбежала девушка. Запыхавшаяся, копна вьющихся мелким бесом светлых волос топорщится во все стороны. Одета она была в джинсы и заправленную в них голубую рубашку, с закатанными до локтей рукавами. На слегка загорелой коже золотились тонкие волоски.
— Иван, — накинулась она на Замятина. — Суслик говорить, что ты встречаться здесь эксперт, обсуждать мой версия. Я хотеть слушать.
Увидев гримасу на лице Замятина, Мирослав окончательно смирился с тем, что минорным мыслям не найдется места в этом вечере.
— Не Суслик, а Сусликов, — бесстрастно поправил майор и указал рукой на свободный стул. — Это моя коллега из Норвегии, опытом приехала обмениваться, — пояснил он Погодину.
— Я есть Лис. По-русски Василиса, — она энергично пожала Мирославу руку.
— Василиса? — удивленно перепросил он.
— Да, мой бабушка был русский и очень смешной. She has chosen my name.
— I see, — с улыбкой кивнул Мирослав. — Предпочитаете вино?
— Нет. Я буду пить водка, как русский людя, — ответила норвежка, взглянув на Замятина. Тот ее порыв, кажется, не оценил. Так и остался сидеть с кислой физиономией.
— Наша иностранная коллега выдвинула версию, что убийца выбирает своих жертв по принципу грехопадений, как в фильме «Семь». Если исходить из этого предположения, то Соболь убили за похоть, Заславского — за гордыню. Но причем здесь Таро? — перешел к делу Замятин.
Погодин задумался.
— Скорей всего, ни при чем, — наконец, ответил он. — Во-первых, убийца сообщил, что в Бога не верит, помните надпись «Бога нет»? Во-вторых, как соотнести смертные грехи по христианству с картами, я пока не понимаю: карт двадцать две, грехов — семь. Но я подумаю над этим предположением.
Замятин кивнул.
— Давайте про Орден.
Мирослав начал рассказывать про свое посвящение. Лис слушала, как завороженная, майор поигрывал желваками.
— Значит, право на убийство вы в этом Ордене все-таки получили? — уточнил Замятин, услышав пересказ телемитской декларации прав человека — «Человек имеет право убивать тех, кто воспрепятствует этим правам…».
— Да, но выводы о причастности членов Ордена к этим убийствам делать пока рано. Каждая сатанинская организация признает убийство нормой. Пока еще я слишком мало выяснил о том, что там происходит. Однако их одержимость идеями Кроули наводит мысль, что след правильный. Еще у них есть школа, про которую я вам уже говорил, «Воля-418», там готовят неофитов для этого Ордена, изучают труды Кроули вдоль и поперек. Я думаю, там тоже следует осмотреться. Но если я, уже посвященный, заявлюсь на занятия, это будет выглядеть несколько странно.
— Мирослав, я передам вам список клиентов Заславского. Постарайтесь, пожалуйста, выяснить, не состоит ли кто-нибудь из этих людей в Ордене. А мне, наверное, придется прощупать школу.
— Да куда вам, Иван Андреевич, в школу магии? — рассмеялся Мирослав. — Вы только посмотрите на себя.
— А чего? — майор приосанился и провел рукой по ежику золотистых волос.
Погодин потешался, потягивая вино. Он так и видел, как в школу магии вламывается здоровый детина, косая сажень в плечах, коротко стриженный, с белесыми, еле различимыми бровями и прямым, ясным взором светло-голубых глаз: «Здравствуйте, я пришел у вас магии учиться!». Смех да и только.
— Ты похожа на мышка, — выдала Лис.
Она сидела справа от Замятина, упираясь подбородком в ладонь, и неотрывно смотрела на него с улыбкой.
— Чего? — напрягся майор.
— На болшой русский мышка, — пояснила она.
На щеках майора проступили красные пятна. «Болшой мышка — это что же получается, крыса что ли?» — туго соображал он.
— Да не напрягайтесь вы так, Иван Андреевич, — вмешался проницательный Погодин. — Наша заграничная гостья пытается сообщить вам, что вы ассоциируетесь у нее с русским медведем, с мишкой то бишь. Только и всего.
— Yes, yes! Болшой мышка.
— Ну, это другое дело.
— Я могу прошупат школа, — выступила с инициативой Лис.
По тому, как она это сказала, как заерзала на стуле, с какой надеждой уставилась на Замятина, было ясно: Лис просто мечтает по-настоящему приобщиться к расследованию. Майор вздохнул. Можно ли сейчас сказать ей категоричное «нет»? Еще расплачется. Лис была совсем еще молоденькой, 24-летней девушкой, впечатлительной, открытой, эмоциональной. И, конечно, она была идеалисткой, которая романтизировала свою профессию, окружающих ее людей и мир.
— Посмотрим, — обтекаемо ответил майор.
Лис поникла, от нахлынувшего оживления не осталось и следа. Нервно покусывая губу, она махнула официанту и заказала 300 граммов водки в графинчике. Майор от такой прыти только глаза подкатил. Через сорок минут посиделок норвежка выдала:
— You should give Crimea back!
Замятин тяжело вздохнул.
— Гитлер капут, — устало ответил он, а про себя подумал: «Ну, началось!».
Крымским вопросом норвежская оперативница за месяц уже всему отделу мозг вынесла. Позиция у нее была непримиримая: Россия — захватчица и оккупант. Майор этот бред выносить не мог. Ему так много всего хотелось на это ответить, но от негодования перехватывало дух и не находилось терпения вести конструктивный диалог в размеренном тоне. Да Замятин и не был мастером долгих дебатов. Тем более что его аргументы, какими бы убедительными и адекватными они ни были, Лис воспринимать отказывалась. Она в неистовстве тыкала майору под нос свой IPhone, на дисплее которого высвечивались англоязычные заметки и кричала: «Do you see?».
Однажды она заявилась на работу и предъявила Замятину: «Русский людя подбить самолет! Я читать Нью-Йорк Таймс!». У майора от этого заявления даже челюсти свело. Был бы перед ним мужчина, Замятин, наверное, сходу вкатил бы ему в бубен, на том бы и покончили. Однако перед ним стояла девушка, и он лишь в сердцах выдал: «Дура!».
Неугомонная Лис то и дело поднимала тему Крыма, постоянно отслеживая мировые новости. Особенно авторитетной для нее была позиция Ангелы Меркель. Отец Лис, немец по национальности, в молодости переехал в Норвегию и встретил там свою будущую жену. Лис частенько навещала бабушку и дедушку в Германии и гордилась своей немецкой рациональностью.
В какой-то момент майор вообще перестал реагировать на ее заявления о Крыме, решив ограничиваться фразой: «Гитлер капут», которая, несмотря на краткость, отлично раскрывала тему захвата земель и оккупации. «Чья бы корова мычала», — иногда добавлял он, но с Гитлером получалось, конечно, доходчивей. От упоминаний этого деятеля Лис расстраивалась и обижалась, в Германии его имя вообще под запретом.
— Вазращат Краймиа! — стукнула кулаком по столу норвежская подданная.
— Послушай ты, жертва пропаганды, если ты не угомонишься, то мы тебя вернем обратно! В Норвегию! — рявкнул Замятин.
Лис насупилась и замолчала.
— И не исключено, что грузом 200, — насмешливо проговорил Погодин, глядя, как Замятин сжимает лежащую на столе руку в огромный кулачище. А потом спросил: — Для чего вы приехали в Россию, Лис, если вас так раздражает эта страна?
— Я люблю русский людя, — грустно сказала она и многозначительно посмотрела на майора.
Замятин, понятно, взгляд ее не разгадал и, скорей всего, даже не заметил. А вот Погодин поднес к губам бокал, чтобы скрыть улыбку.
— Дорогая Василиса, — сказал он. — Если вам хочется найти благодарных слушателей, разделяющих вашу позицию, советую присоединиться вон к той компании.
Он указал на столик, за которым, судя по всем признакам, собралась «новая русская интеллигенция» — три парня и одна девушка, по виду, ровесники Погодина. Они вальяжно сидели, что-то обсуждая с невеселыми лицами. На пиджаке одного из них Мирослав углядел белую ленточку, а на футболке девушки прочел надпись: «Защитим права секс-меньшинств». Лицо еще одного члена этой компании выражало некоторую брезгливость, будто он был над окружающей его толпой. Лис метнула в Замятина недобрый взгляд и нетвердой походкой направилась к указанному столику. Замятин сидел злой.
