Подбежав к элегантному кавказцу, она перепуганно попросила:
— Помогите!
— Что за дэла? — Кавказец с интересом посмотрел на эффектную блондинку в легком летнем одеянии.
— Вот этот сумасшедший, — она показала на Сер-дюкова, — хватает меня за руки и несет какую-то ахинею. Я совершенно не понимаю, чего он от меня хочет.
— А я, кажэтся, панымаю, — блеснул белозубой улыбкой кавказец.
— Избавьте меня, пожалуйста, от этого озабоченного гражданина. — Для пущей убедительности Наталья даже покусывала губы.
Сердюков ошеломленно захлопал глазами и на всякий случай подался назад.
Едва ли ему хотелось связываться с компанией граждан столь недвусмысленной внешности.
— Слышишь ты, алэнь, — вяло подняв холеную руку с тонкими растопыренными пальцами, увешанными перстнями, произнес кавказец, — завянь, да?
Сердюков пробормотал, будто он обознался и его все не правильно поняли, после чего мгновенно ретировался. В дверях бутика он наткнулся на собственную супругу, которая немедленно всучила ему несколько картонных коробок.
— Рэмушка, ну что у тебя с лицом? Вечно ты нервничаешь, когда я покупаю себе какие-нибудь вещи.
— Я не нервничаю, я даже очень рад. Пойдем, дорогая, уже очень поздно.
Молодые люди из компании важного кавказского гостя, смерив семейство Сердюковых надменными взглядами, засмеялись.
— Какой актывный мужчина, слышь, да? Одной жэнщина ему мало.
Наталья, с благодарностью взглянув на нежданного спасителя, проворковала:
— Спасибо вам большое, вы меня избавили от маньяка.
— Спасыба — эта для меня слышкам многа, — вальяжно ответил кавказец, — а вот вечэр в вашей приятнай компания — в самый раз.
Наталья поняла, что так просто распрощаться с элегантным джентльменом в белом костюме ей не удастся.
— Вообще-то я уже собиралась уходить, поздно…
— Ай, што гаварыш? В Парыже вечэр толька начынается.
— Может быть. Но мы не в Париже.
— Мы у сэбя дома. — Темные глаза кавказца выразительно заблестели. — Законы гостепрыимства, панимаэшь, не пазваляют мнэ атпустит вас, прэкрасная нэз-накомка, не угостыв настоящим нэктаром, дастойным багини. — Он говорил таким тоном, что Наталье сразу стало ясно: этот человек не терпит возражений.
Кавказец бережно взял ее под локоть и направился в сторону ресторана.
— Как вас завут?
— Натали, — чуть помедлив, ответила она: в такой ситуации самым правильным было, по ее мнению, назваться собственным именем.
— Какое бажественное, восхитытэльнае имя! Я сразу вспомнил Пушкина. «Я помну чуднаэ мгновенья, переда мною вилас ты»… Как там далшэ? «Как мималетнаэ виденья, как гений чыстай красаты». Пани-маэшь…
— Насколько я помню, это стихотворение было посвящено Анне Петровне Керн.
— Можэт быт, — с готовностью согласился кавказец. — Но жэнился Пушкин на Наталы. Кстати, вы из Москвы?
— Да.
— Я сразу дагадался. В Москве много красывых дэвушэк.
В зале ресторана компанию кавказцев встретили с таким же почтением, как у входа в гостиницу.
— Гамлет Суренович, ваш кабинет всегда ждет вас, немедленно нарисовался рядом метрдотель.
— У вас интересное имя, — садясь за столик в отдельном кабинете, парировала Наталья. — Сразу вспоминается Шекспир: «Быть иль не быть? Вот в чем вопрос!»
— Мнэ многие так гаварят. У нас на родине, в солнечнай Армэнии, ошень любят паэзию. И вы, как я замэтил, тоже к нэй нэравнадушны.
— Как всякая женщина, — шевельнув бровями, сказала Наталья.
— Прэкрасна! Как редка в наш время встретишь вазвышенный, утанченный натура. Вы мнэ все большэ нравитэсь, Наталы. У меня только что родылась прекрасный идэя. Вед мы завтра прадолжим наша знакомства?
— Не знаю, может быть, — неопределенно повела плечами Мазурова.
. — Я хачу увазить вас в горы, в Красная Поляна.