Не разбираясь, кто прав, а кто виноват, они стали наносить хлесткие, жгучие удары налево и направо.
Дерущихся разняли и начали методично избивать не только дубинками, но и ногами. После продолжительной экзекуции Наталью рывком поставили на ноги, с заломленными за спину руками выволокли из камеры, потащили по бесконечным коридорам, спустили вниз по металлической лестнице и швырнули в карцер. Это был абсолютно пустой каменный мешок — ни нар, ни табурета, никакой подстилки.
При падении Наталья больно ударилась головой об осклизлый бетон и впала в беспамятство.
Глава 20
— Так, Леня, — вваливаясь в прихожую, с порога сообщил Федор Михайлюк, — бабки я припрятал.
— Где? — спросил тот.
— Много будешь знать… — Федор не договорил и принялся стягивать ботинки.
— Скоро состарюсь? — мощная фигура младшего брата появилась в дверном проеме, заслоняя свет.
— Нет, — усмехнулся Федор, — это уже устарело. Сейчас говорят иначе. — Но не стал уточнять, как именно. — Где Вдова?
— На телефонные звонки не отвечает, — развел руками Леня. — Я уже задолбался ее номер набирать.
— Попробуй еще.
Тот взял телефонную трубку и принялся нажимать кнопки. Какое-то время слушал гудки, после чего положил трубку на место.
— Никого. Федор сплюнул.
— Где это чертова сучка? — с досадой ругнулся он. — Ладно, попробуем выловить возле театра. Не нравится мне все это, Леня, не нравится… У нее, похоже, нервы сдали. Боюсь, могла расколоться.
— Да мы ее… — Леня сделал недвусмысленный жест руками.
— Как бы не было слишком поздно, — закуривая, сказал Федор. — Что там у нас со временем? Пятый час?.. Свари-ка мне кофейку и собирайся. Поедем.
В начале шестого они, сидя в машине, уже дежурили у входа в театр. У служебного подъезда было пусто.
— Театр-то хоть сегодня работает?
— А я почем знаю? Может, у них это… театральный сезон закончился? Или как там это называется?
— Так ты у нас, Леня, эрудит, оказывается. — Федор снисходительно посмотрел на брата, хмыкнул, потом вдруг разразился матом. — Сходи, поинтересуйся на вахте. Может, мы действительно зря ее ждем.
Леня нехотя вышел из машины, поднялся по ступеням и исчез за высокой стеклянной дверью в массивном дубовом обрамлении.
— Нет сегодня никакого спектакля, — объявил Михайлюк-младший, вернувшись минут через пятнадцать.
— Чего ж ты там столько времени делал?
— Да бабка-вахтерша задолбала, трепалась — не остановить.
— Что ж теперь делать? — Федор почесал в затылке. — Найди-ка где-нибудь телефон-автомат и позвони ей еще раз.
— Тут такое дело… — Леня. поерзал на сиденье. — Бабка сказала, что пропала куда-то Наталья Мазурова. Два дня в театре не появлялась, и ни слуху от нее, ни духу.
Решение Федор принял мгновенно.
— Поехали к ней домой, посмотрим, что там делается.
— Как же мы к ней попадем? У тебя ключи есть?
Федор многозначительно усмехнулся:
— Забыл, кто я?
* * *
Камера для допросов отличалась от карцера только тем, что была побольше и посуше. В центре стояли стол со стулом и привинченный к полу металлический табурет напротив. На табурете сидела Наталья.
Ее била мелкая дрожь, переходившая в судороги. Лицо напоминало маску персонажа из кинематографического триллера: правую скулу украшал огромный синяк, лоб — широкая ссадина, щеки и шея были расцарапаны.
Старостин, расположившись напротив, спокойно раскрыл папку с бумагами и, словно не замечая состояния подозреваемой, бесстрастно поинтересовался:
— Как спалось?
— Пошел ты!.. — едва слышно прошептала Наталья опухшими и потрескавшимися до крови губами.
— Что-что? Я не ослышался? — поднял брови следователь. — Вы меня изволили куда-то послать? Знаете, чем это грозит? По-моему, вам понравился карцер.
— Во всяком случае, там не будет этой сволочи, — криво усмехнулась Наталья.
— Вы про меня?
— Нет.