Полковник озадаченно наморщил лоб и какое-то время молча слушал мать Ольги с напряженным вниманием. Потом вдруг смущенно улыбнулся чему-то, качнул головой, пробормотал короткое «понял» и положил трубку.
– Вот это хватка! Так меня разложить… Н-да, есть женщины в русских селеньях…
– Догадалась? – все сразу понял Лапин.
– А то! Ты же почти все слышал.
– Так что Мещеряков? Тот самый с автосервиса?
– Тот самый! – Полковник резко поднялся после того, как отдал нужные распоряжения, и, что совсем не вязалось с его тучностью, быстро забегал по кабинету. – Вместе поедем!
– Товарищ полковник… – Лапин на ходу застегивал куртку и косился в его сторону. – За что вторая половина денег была переведена, как думаете?
– А то ты не догадываешься! – фыркнул полковник, доставая табельное оружие из сейфа. – Любавского когда убили? А когда его женушка укатила в неизвестном направлении? То-то же! Поехали, может, и успеем еще спасти твою Ольгу!Глава 21
Новый год приближался неизбежно, безжалостно сметая последние дни декабря шквалистыми ветрами и трескучими морозами. Горожане ошалело носились по улицам с красными от холода носами и щеками, с сумками и елками наперевес. В магазинах и рынках было не протолкнуться. С прилавков сметали все, что еще вчера казалось ненужным. Свечи, мишура, смешные шапочки с косичками Красной Шапочки и чубчиками сказочных гномов – все шло с колес.
Все спешили… Кто купить, кто продать, кто просто успеть насладиться предпраздничной лихорадкой, в которой можно было утопить рутинную скуку серых зимних будней.
Валера тоже торопился сегодня. Он, кажется, уже все успел: купить продуктов, заготовить все подарки, поставить красавицу елку, макушкой подпирающей потолок. Все, кроме… кроме самой малости, которую в этом городе нигде не продавали. Да и не только в этом. Этого не продавали нигде, и купить было нельзя ни за какие деньги. Речь шла о простом незатейливом человеческом счастье. Том самом счастье, о котором он все последнее время мечтал. С теплыми зимними вечерами у телевизора. С непременным чаепитием перед сном. С доверительными беседами в ночи, под сладкую зевоту и отчаянный стук будильника, неизбежно приближающего утро.
Этого у него не случилось. Ни у него, ни у них… с Ольгой…
Тот кошмарный вечер, когда они окружили дом Мещерякова, минул уже две недели назад. Но кошмар, его кошмар на этом не закончился.
Мещерякову удалось скрыться, попутно ранив начальника Ольги, Евгения Евгеньевича, которому вдруг с чего-то взбрело в голову заделаться ее освободителем. Ранение было пустяковым, но ощущение причастности – непомерно высоким. Он тут же был возведен в ранг великомученика и героя, и, чуть опомнившись от потрясения, Ольга окружила его такой заботой и вниманием, что Лапину было впору биться головой о стену. Он не ревновал, нет. Это было глупо. Но вот ощущение того, что он снова живет по кем-то придуманному сценарию, не проходило. Он этого не хотел! Он как раз от всего этого стремился отделаться! Не получилось, что называется…
Лапин успел отправить отчет о проделанной работе в свое страховое агентство. Успел получить оттуда ответ, который, кстати, очень удивил его. Оказывается, надобность в нем как в специалисте совсем не отпала, а как раз наоборот. Лапин небезосновательно подозревал, что тут не обошлось без вмешательства товарища полковника. Очень высоко оценил он профессиональное чутье и хватку Валеры и досаждал ему вот уже четвертый день звонками. Все уговаривал остаться у него… Да он-то что! Он бы и не против! Даже рад бы был, сложись все по-другому у него. Нет, не у него. У них с Ольгой.
А с Ольгой была просто беда. Осунулась, еще больше побледнела и целыми днями либо сидела над постелью Евгения Евгеньевича, либо обивала пороги попечительных инстанций, пытаясь выбить разрешение на усыновление Мишки. Ей, конечно же, никто не мог дать такого разрешения. Отец все еще числился в живых. Мать… мать по-прежнему в пропавших без вести. На все вопросы Валеры, что с ней, Ольга отмалчивалась. Ежилась болезненно, сжимала плечи руками и отмалчивалась. И так день за днем…
– Уеду я, наверное, – признался он нехотя полковнику, когда пришел уладить кое-какие формальности, связанные с делом об убийстве Попова Владислава Васильевича.
– Что так? – Полковник, не глядя на Валеру, подписывал бумаги. – А как же твой роман с этой… Ольгой, кажется. Она тебе так на шею кинулась, когда мы в дом ворвались, будто тебя одного и ждала.
– Кинулась… А сейчас полная труба, товарищ полковник. Словно я в чем-то виноват.
– А ты спроси у нее, что и как, – посоветовал старший товарищ. – Просто возьми и спроси.
– Ну… Как я могу? Это дело такое…
– Какое такое? – передразнил тот его. – Вот мы всегда так! Там, где нужно, – молчим, где не нужно – болтаем. С бабами, Валера, так нельзя. С ними в молчанку играть – себе дороже. Поговори, поговори, мой тебе совет. Мало ли что за ее молчанием скрывается. Может, она себя виноватой считает в чем-то. Или… или твоих меркантильных интересов боится. Страховку-то, слышал, выплатят ей?
– Собираются. Ее непричастность полностью доказана, так что препятствий нет. – Валера тискал свои перчатки, невесело глядя перед собой. – Кто его знает, что за ее молчанием скрывается. Я уж и не знаю… Может, она этого Мещерякова любила? А мы помешали? Не тронул же он ее!
– Не тронул, потому что не успел тронуть. Мы же его спугнули. Парень в магазин, а мы на порог. Он к дому, а там машины с иллюминацией. Дурак он, что ли, туда соваться… А с девочкой советую поговорить не откладывая. Да, и не тяни с работой. Я тебя заждался, честное слово, Валера. У меня тут дельце одно с поджогом кафе висит. Гнилое дельце, Валера, я тебе скажу. Вроде бы не поджог, эксперты установили. Но уж что-то больно сердце ноет. К тому же трупы имеются… Так что ты не тяни с заявлением. И с девочкой не тяни.
– Подумаю, товарищ полковник. Спасибо вам и с наступающим… – Они пожали друг другу руки и простились на пороге кабинета полковника.
Это было три часа назад. А теперь Валера стоял у Ольгиного дома и с тоской смотрел на три освещенных оконных прямоугольника. Что там ждет его сегодня?! Все та же отчужденность и застеленный диван в ее крохотной гостиной? Разве этого он ждал и желал?..
Он открыл дверь своим ключом, который сам же и сделал без ее разрешения еще тогда… Неслышно вошел, почти бесшумно закрыл дверь и, быстро стянув с себя куртку, шапку и ботинки, пошел в гостиную.
Ольга сидела в уголке дивана, поджав под себя ноги, и бездумным взглядом смотрела на елку. Золотистые шары, их недавнее приобретение, переливались в свете крохотных фонариков. Узкие полоски дождя чуть колыхались. Красных бантов не было. До них дело так и не дошло, как, впрочем, и до объяснения, которое он все оттягивал и оттягивал, и она не начинала. А вот полковник настоятельно советовал не откладывать с этим…
– Привет, – как можно мягче произнес Валера, усаживаясь рядом с ней и протягивая руку к ее плечу. – Как ты, Оль?
– Нормально. – Она пожала плечами, и его рука тут же соскользнула; нарочно, что ли, она так сделала. – Как у тебя?
– У меня? – Он вдруг разозлился на нее и решил, что все – хватит, не будет он больше ее щадить и избегать опасных тем, словно крутых поворотов. – У меня плохо, Оль! У меня все очень плохо!
– Да?! – Она чуть вздрогнула и еле заметно шевельнулась в своем углу, в котором, казалось, огородилась не только от него, но и от всего мира. – Почему?! Преступление раскрыто. Виновные определились.
– Но не найдены, – хмыкнул он, поразившись тому, что она завела разговор об этом; он ведь совсем не это имел в виду, его больше всего волновали их отношения, а уж потом все остальное.
– А их не нужно искать, – вдруг обронила она и снова поежилась. – Саша… Саша…
– Ну что Саша?! Что Саша?! – сразу озверел Лапин.
Ишь ты: Саша, значит! Его вот почти и по имени не называет, а его – Саша, твою мать!
– Саша твой в бегах. Ксюша, по всей видимости, мертва!
Он совсем не хотел быть жестоким, но ему надоело деликатничать. Так ведь неизвестно сколько будет тянуться вся эта неопределенность! Так ведь можно и до второго пришествия промолчать! А он устал! Устал и измучился! И ему хочется, давно хочется просто обнять ее и еще хочется, чтобы она перестала терзаться и бояться. А она боится…
– Саша он… он не мой! – Она вдруг посмотрела на него совершенно несчастными глазами и заморгала очень часто, как если бы старалась прогнать слезы. – Он никогда и не был моим! Он все это нарочно… Нарочно подстроил… Знакомство со мной. Любовь… А потом уже, сообразив, какие дивиденды я могу ему принести… Представляешь, он так и сказал: дивиденды, не деньги – нет, а именно дивиденды! Господи, как много горя и грязи из-за этих денег, Валерочка! Они следили за Ксюшей, когда она ездила туда, в тот город, к этому дяде! Вернее, они начали сначала пасти его, а потом уж и она им на голову свалилась… Дурочка несчастная! Дурочка… Она не хотела убивать его! Ты веришь, Валера?!
