~~
По сравнению со вчерашним днем Французский квартал практически опустел. Бурбон-стрит открылась на деловой день, как обычно, но зазывалы раз в жизни не были заинтересованы заманивать в свои логова греха редких туристов, бродящих по залитым неоном и усыпанным мусором улицам.
Местные торговцы брандспойтами смывали залежи пластиковых крышек, банок и бутылок в сточные канавы. Общее настроение можно было передать как смесь усталости и облегчения, будто город приходил в себя после приступа малярии.
Палмер шел за своей новой работодательницей, стараясь не замечать пристальных взглядов, сопровождавших их на узких улицах. Соня Блу шла быстро и целенаправленно сквозь теснящиеся тени, руки ее были погружены в карманы кожаного жакета. Казалось, что она ушла в свои мысли, но у Палмера не было сомнений, что она отлично видит направленные на нее взгляды.
Страх и отвращение, исходящие от педерастов, наркодилеров и прочих обитателей Квартала, были достаточно сильны, чтобы у Палмера мурашки побежали по коже. Будто кто-то выпустил ему целый муравейник под одежду. Он проделал ментальные упражнения для блокировки внешних эмоций, которым Соня его научила перед выходом из дома, и орда невидимых муравьев исчезла.
– Кажется, тебя в этой округе не очень любят.
Она глянула через плечо.
– Привыкла. У большинства людей инстинктивная неприязнь к Притворщикам – и к сенситивам, кстати.
Палмер вспомнил свою собственную реакцию на Ренфилда и вздрогнул.
– Ты это слово уже говорила: «Притворщики». Что оно значит?
– Ты Лавкрафта читал?
– Еще в школе. А что?
– Помнишь там насчет Ктулху, Старших Богов и Старых? Насчет того, что человечество появилось только недавно, в масштабах существования Земли, и что мерзкие гиганты, монстры из космоса, правили этим миром задолго до динозавров, и сейчас эти безымянные отвратные гиганты сидят на щупальцах и ждут, пока придет время захватить мир?
– Ну помню.
– Ну так вот, в этом роде.
– Знаешь, кажется, мне больше знать не хочется.
– Поздно. Но проще показать, чем рассказывать.Рассказать я тебе смогу все, что захочу. Правда это или нет – сам решишь. Но когда ты что-товидишь, чуешь вонь его дыхания и тела – это уже совсем другое. Как люди говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– А куда мы идем? – У Палмера снова побежали по коже мурашки, но ничего общего с телепатией это не имело.
– Ты веришь в ад?
Палмер заморгал, сбитый с толку переменой темы.
– Если ты имеешь в виду христианский ад, где людей мучают хвостатые остроухие типы с вилами, – то нет.
– Я тоже. Но в демонов я верю. И вот туда мы и идем: заключать сделку с дьяволом.
– То есть с Сатаной?
– Ты что, шутишь? Это нам не по карману. Он только души берет в обмен. Нет, я иду к такому, у которого цены разумные.
Палмер решил, что лучше будет прекратить расспросы.
~~
«Монастырь» оказался маленьким темным баром, в припадке извращенности решенным в церковном стиле. Кабинки вдоль стены были когда-то церковными кафедрами и скамьями, кусочки цветного стекла, подобранные в различных снесенных церквах, образовывали несвязную мозаику на фоне дневного света. Штукатурные образы и иконы в разных стадиях разрушения висели в беспорядке повсюду; Черная Мадонна с Младенцем, потемневшие то ли в дыму бесчисленных свечей, то ли во второй попытке Ватикана «модернизироваться», глазели с насеста над баром плоскими и синими, как яйца малиновки, глазами. В углу побитый музыкальный автомат шипел поцарапанной записью «Роллинг Стоунз».
По дешевым ценам, ленивому обслуживанию и небрежному отношению к гигиене было очевидно, что «Монастырю» не приходится принимать орды набитых кредитными картами туристов, питавших Французский квартал.