(В народе правда никто толком не знал, чем именно провинился этот самый Маркс, но имя было на слуху, а на барельефах его бородатая физиономия всегда составляла компанию профилям лысого Ленина и кучерявого Гневеша, и оттого всем было ясно, что человек он плохой)… Несчастный Маркс не смог показать такой революционной стойкости как Гневеш, и к восторгу толпы, на раз слетел со своего постамента.
Позже правда выяснилось, что поверженный памятник изображал вовсе никакого не Маркса, а классика отечественной словесности середины 19го века Модеста Грабко, чье стихотворение "Колышется нива" даже проходили в школе. Досадная ошибка произошла потому, что днем раньше какие-то ушлые личности скрутили с памятника ценную медную табличку. Без таблички классика не признали, а жители окрестных домов вступиться за поэта побоялись, справедливо рассудив, что объяснить что-то разгоряченной толпе сложно, а вот схлопотать трындюлей, наоборот, очень даже легко. А в целом конечно, в досадном недоразумении был виноват сам поэт. — Если бы в свое время, в угоду моде он не таскал на лице бородищу-веник, глядишь, и не перепутали бы…
Когда демократические волнения немного улеглись, Грабко снова водрузили на его законный постамент, а стойкий Памятник Гневешу получил в переменчивом народе ласковое прозвище — «неваляшка». Теперь же, под памятником главным образом назначали свидания молодые парочки, которым вобщем-то было глубоко фиолетово, кто там торчит на постаменте, главное, что это был удобный и заметный ориентир.
Рядом с памятником, в неположенном месте стояла припаркованная белая «Шкода» с полицейскими номерами. В машине, откинувшись на сиденье, сидел вчерашний знакомец — Миран Рагоза. Романа он заметил издали, и следил взглядом, пока тот не подошел к машине.
— Здоров, — Роман залез в машину и пожал Рагозе руку. — Куда едем?
— Складской район. — Ответил Рагоза, и показал на карте бортового компьютера. — Это недалеко от старого порта. Официально там еще желтая зона, но на самом деле все уже давно заброшено. Даже патрули хотят снять. Там тело нашли, а более сам пока ничего не знаю.
Рагоза развернулся на площади, выехал на улицу и сразу придавил педаль газа, благо других машин на улицах почти не было. Через двадцать минут они выехали в район складов.
По сторонам потянулись ровные ряды огромных заброшенных ангаров. Место происшествия увидели издалека. Впереди, рядом с одним из складов стояло несколько полицейских машин и скорая помощь. Трепыхались на ветру желтые ленточки ограждения. Завидев приближающуюся машину, вперед вышел полицейский, но узнал машину и отошел в сторону. Рагоза тормознул машину и они с Романом пошли к складу.
— Давайте сюда! — Махнул рукой, стоящий рядом с машиной патрульный.
— Если с непривычки станет плохо, — отойди, — тихонько посоветовал Рагоза Роману — ни к чему лишнюю грязь разводить. Я и сам на первом выезде сплоховал, если честно… Там какой-то съехавший с катушек упырь поработал, так некуда ступить было что бы в кровищу не вляпаться.
— Ну я уж постараюсь не сплоховать, — так же тихонько пообещал Роман.
— Ага, я тоже, старался, — скривился Рагоза. — А как увидел, — тут же вся старалка и выключилась…
— Ладно, если что, — отбегу. — Ответил Роман, и попытался мысленно подготовить себя к возможным ужасам.
Труп лежал на земле рядом со складом, в лужи крови, с подогнутой под себя рукой. Вторая была выброшена вперед, цепляясь в асфальт судорожно сжатыми пальцами. В вытянутом струной застывшем теле, даже сейчас можно было прочитать отчаянную попытку дотянутся, — бог знает до чего, — метров на тридцать впереди ни одного укрытия.