– Почему тебя так зовут?
– Что?
– Гвоздь – что это за имя?
– А… вот ты о чем…
– Да, я об этом. Налей мне.
– Белочка, наши имена написаны клинописью на этом июльском небе. Никто не знает, как перевести эти руны на русский или любой другой язык. Так что все мы обречены носить имена, которые нам дали такие же безымянные со–здания, как и мы.
– Ничего себе! Ты это серьезно?
– Смотря как ты к этому относишься.
– Ты странный, Гвоздь. Ты какой-то странный, Гвоздик…
– Наверное.
– А ты любил кого-нибудь?
– Мужчину или женщину?
– Мужчину?!
– Ну да. Я любил своего отца.
– А-а… Умник. А почему любил? Почему в прошедшем вре–мени?
– Он умер два месяца назад.
– Ой!
– Ладно, не бери в голову.
– Ты по нему скучаешь?
– Давай сменим тему.
– Ладно.
– А ты сама любила? Любила мужчину?
– Нет.
– Врешь ведь.
– А ты, оказывается, бываешь несносен.
– Не любишь разоблачения?
– Терпеть не могу.
– Значит, врешь, да?
– Ты все-таки несносен!
– Ты даже не представляешь, насколько.
– Что, уже пора поссориться? Ты когда-нибудь бил женщин?
– Нет.
– Тогда мне бояться нечего. Еще раз повторяю для непонят–ливых: я никогда не любила мужчину.
– Все равно врешь, да?
– Ну и что? Какая разница?
– У тебя же был вроде парень.
– Уже две недели как нету.
– Что так?
– Он балбес. Бал-бес.
– Ты по нему скучаешь?
– Ты просто ужасно несносен!
– Считай, что это ревность.
– Врешь ведь!
– Ну и что? Какая разница?
– Еще и дразнится!..
Белка жила понятием «здесь и сейчас». Прошлое было для нее исчезающим на солнце фантомом, а вечность – вряд ли длиннее пары недель. Но здесь и сейчас был я, и я подумал: «Какого черта?»
И сказал:
– Вино – это виноградная кровь. И у нас, Бельчонок, она за–кончилась.
Она ответила:
– Странно… Знаешь, ты первый, кто так меня называет.
Я был уверен, что такого не может быть, но разве это име–ло значение? Эта невинная ложь, банальная, как алюминие–вая ложка, – она меня умиляла. Правда – это не то, что мы хотим услышать, это то, что нам необходимо почувствовать. Женщины обретают ее с рождения, но за всю жизнь так и не могут научиться вплетать ее в речь или действия, мужчины же находят ее в словах и поступках, но так и не постигают серд–цем. Правда всегда где-то между мужчиной и женщиной. Что–бы ее найти, нужно закрыть глаза и протянуть руку… Белка схватила меня за палец, я открыл глаза, она заговорщицки улыбнулась, сказала:
– Пошли. Только тихо. Если мы разбудим соседку, вони будет на весь этаж. Она и так меня терпеть не может.
– Давай лучше ко мне. У меня соседей нет.
– Зато у меня есть полбутылки красного чилийского… Если только эта сучка его не высосала. Не должна, я спрятала… Да и не хожу я по ночам к незнакомым парням!
Аргумент был более чем убедительный. Я засмеялся.
– Ну что ж, пошли к тебе.
– Гвоздь?
– Тут я.
– А ты правда такой, как я думаю?
– Нет, скорее всего.
– Зачем ты врешь?
– Чтобы распалить твое любопытство.
– А тебе это важно?
– Нет.
– Нет?!
– Мы сегодня все время говорим только «нет». Ни разу не сказали «да». Я решил не нарушать эту традицию.
– Вот же умник! И поэтому ты сказал «нет»?
– Точно.
– Ну ладно, можешь для разнообразия сказать «да». Так что для тебя это важно – распалить во мне любопытство?
– Да.
– Правда?
– Правда.
– Я тебе нравлюсь?
– Очень.
– Ты распалил мое любопытство еще в вагоне метро, дура–чок…
А потом мы добрались до ее комнаты, застали соседку спящей тревожным сном, устроились на полу возле Белки–ной кровати и в крошечном пятачке света от настольной лампы пили красное чилийское, громко шептались и хихи–кали, так что соседка недовольно ворочалась во сне, а мы от этого хихикали еще сильнее… Наконец, измотанные на–пряженным днем, алкоголем и магией июльской ночи, мы погасили свет и как были в одежде, повалились на кровать. Белка уткнулась носом мне в шею, левую ладошку положи–ла на мою щеку и тут же заснула. Уставший беспомощный зверек, нашедший защиту на моей груди и под моим подбо–родком.
Я провел ладонью по ее волосам, они были очень сухие, пах–ли ромашкой и чуть-чуть полынью, они тянулись навстречу моим пальцам и едва заметно светились. В кромешной тем–ноте комнаты я лежал, смотрел в невидимый потолок, как в бес–конечность, слушал ровное посапывание Белки и наполнялся спокойствием и умилением. Я пытался понять, что же такое про–исходит? В жизни, которая была не моей, в этом безбрежном океане мутной холодной воды, меня окружавшей, вдруг пока–зался маленький белый парус, удивляющий своей белизной, да и вообще – самим фактом своего существования. Малю–сенькая яхта шла прямиком к моему острову, и я знал, что она хочет меня спасти. У меня были женщины – красивые, сексу–альные, чуткие и заботливые, но ни с одной из них я не испы–тывал такого умиротворения. Может, потому, что они не нуж–дались в защите?.. С этими мыслями я погрузился в мерный глубокий сон.
– Гво-о-о-зди-и-и-к…
– М-м.
– Ты спи-и-и-ишь?
– Угу.
– Ладно, спи. Соня.
Я почувствовал ее палец на своем лбу, приоткрыл один глаз, спросил:
– Что ты делаешь? Белка хитро улыбнулась:
– Я тебя заколдовала. Я нарисовала на твоем лбу магичес–кий знак подчинения. Теперь ты мой.
– Нарисуй его на бумаге, я его запомню, а когда ты уснешь, то же самое сделаю с тобой.
– Я не могу, дурачок. Это же волшебный знак, каждый раз он другой.
– Понятно, – я улыбнулся. – Но это нечестно.
– Ага!
Я оглянулся, в комнате никого больше не было.
– Где твоя соседка? – Я кивнул на пустую кровать.
– А кто ее знает. Наверное, готовит себе диетический салат.
– Она не удивилась моему присутствию?
– Она спросила, где я тебя нашла. А я ей сказала: в метро. Может быть, она тоже пошла в метро искать себе Гвоздика…
Белка лежала у меня на груди. Она сложила пальцы рук в за–мок и умостила на них подбородок. В ее глазах искрилось лу–кавство. Я обнял ее, но она уперлась ладонями мне в грудь, при–поднялась и заявила:
– Ты долго дрых. Я уже купила тебе зубную щетку и вскипяти–ла чайник. Я не буду с тобой целоваться, пока ты не почистишь зубы.
Я засмеялся. У меня появилось чувство, будто наши отно–шения начались не вчера, но им уже много лет. Все было так естественно и так просто, что даже не было повода удивлять–ся. Мы оказались достаточно сильны и настойчивы, и мудрая Вселенная, улыбнувшись шалостям своих детей, сделала нам поблажку – она растянула эту ночь в целую жизнь. В тот мо–мент мне показалось, что я кое-что понял про счастье. Я ска–зал:
– Тогда слазь с меня быстрее, я побегу чистить зубы. Как же мне жить целый день, не поцеловав утром моего Бельчонка?
Она улыбнулась, но отпускать меня не торопилась:
– Вот! Мой знак работает! Хороший послушный Гвоздик! Рас–скажи мне сначала, что тебе приснилось. Ты знаешь, что сны ос–таются в глазах и их надо рассказывать прежде, как умоешься?
– Правда?
– Правда. Потому что ты можешь смыть краски, и тогда сон будет не такой яркий. Рассказывай.
– Мне снилось, что я стою на крошечном острове, таком ма–люсеньком клочке земли, а вокруг бушует океан. Небо темно-серое, вода ядовито-зеленая, ветер холодный и сырой. А на го–ризонте – там маленькая красивая яхта и у нее белый парус. Она плыла ко мне.
– Это я! Яхта – это я! А ты – сердце урагана.
– Кто?!
– Океан бушует везде, но только не на твоем острове, глу–пенький. Почему? Потому что в центре урагана спокойнее все–го. Моя яхта плывет к тебе, потому что ты – самый надежный участок планеты. Я поняла это еще вчера. В метро. И такой сон ты хотел смыть! Ну, теперь иди умывайся.
Я чистил зубы и думал, что в беззаботной болтовне Белки куда больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Даже не смысла, а какой-то чисто женской проницательности и мудрос–ти. Я был сердцем урагана, потому что носил в себе центр все–ленского спокойствия, а мир – он всегда бурлил и бесновался. Ей хватило минуты, чтобы все это ощутить. Мне же потребова–лось почти двадцать лет, чтобы это понять.
Я вернулся в комнату, Белка шагнула мне навстречу, я обнял ее, она приподнялась на носках, ее губы налились сиропом и раскрылись лепестками чайной розы, глаза-киви покрылись сладкой испариной, в черных дисках зрачков я увидел свое от–ражение – я приближался, и в моих зрачках отражался салато–вый блеск Белкиных глаз. Мы стали зеркалами, мы обладали одним на двоих взглядом, и мы загнали его в ловушку вечного отражения. Белка пахла сосновой смолой. Ее губы коснулись моих, трепетный язычок, словно щупальце древнего моллюска, потыкался в мои губы, ласково их раздвинул и пополз дальше. Я прижал Белку к себе, я хотел завязать наши языки в узел, я слышал ее сердце – его ритм попадал с моим в резонанс, и ка–залось, что еще немного, частота колебаний дойдет до крити–ческой отметки и резонанс разорвет нас на молекулы…
