«Всему свое время, Джейк, — сдерживал он себя. — Некоторые вещи со временем становятся только лучше».
— Попроси меня, — потребовал он, поднимая свою голову лишь настолько, чтобы произнести эти слова.
— Попросить тебя? — Джейн пришла в полное замешательство. Она выглядела изумленной. — Попросить тебя о чем?
— О том же, о чем я попросил тебя, — настаивал Джейк, прижимая ее к себе.
Он увидел, как боролись в ней два чувства — нежелание и необходимость дать ответ.
— Рай?
Он улыбнулся, несмотря на то что состояние его вызывало у него скорее судорогу боли, чем улыбку.
— Мы, конечно, можем закончить раем, но я попросил у тебя лишь поцелуя.
Однако получил больше того, о чем просил. Джейн посмотрела на него и недоверчиво хмыкнула:
— Ты хочешь, чтобы я попросила у тебя поцелуя?
Это было просто. И так сложно.
— Да, — заявил он.
— Почему? — Ее глаза были огромными и круглыми, словно блюдца. — По-моему, совершенно очевидно, что я хочу твоего поцелуя.
— Скажи это.
Неожиданно все стало настолько ясным и понятным для нее.
— Конечно. Мне самой нужно было услышать эти слова. Тебе тоже необходимо услышать их.
Непостижимо!
— Таким образом, мы оба узнаем, на чем мы стоим, — заявил он.
Джейн засмеялась грудным смехом.
— Стоим? А мне-то казалось, что мы оба лежим.
Джейк засмеялся вместе с ней. У этой женщины чувство юмора — или чувство абсурдного — проявлялось в самые неожиданные моменты.
Неожиданно Джейн перестала смеяться и, протянув руку, взъерошила лохматую прядь у него на макушке. Она нежно схватила ее в кулачок и приблизила его лицо к своему на расстояние одного лишь вздоха, изгибая при этом спину и крепко обнимая его за шею свободной рукой.
— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, Джейк Холлистер. — Их глаза, впившиеся друг в друга, рождали огонь. — Я прошу у тебя поцелуя. Ты поцелуешь меня?
— Да, — ответил Джейк, проводя своим ртом по ее губам, вдыхая ее запах, прикасаясь к ее зубам и языку своим языком для того, чтобы хоть немного узнать, каким был ее вкус.
— Мне нравится твой вкус, — прошептала она.
— Мне нравится твой вкус, — откликнулся эхом он.
Джейку казалось, что всех слов, которые он знал, было недостаточно для того, чтобы описать, каков именно был ее вкус: что-то немного сладкое, но не слишком сладкое, определенно не приторно-сахарное; что-то загадочное, опьяняющее, хотя сегодня вечером в ее дыхании не было и намека на алкоголь; все вместе взятое действовало на него, черт побери, как самый сильнейший наркотик.
Никогда не пробовал он женщины, подобной ей.
Джейк спрятал свое лицо в гуще ее волос и пробормотал изменившимся голосом:
— Господи всемогущий, как мне нравится твой запах!
— И мне нравится твой запах, — призналась она.
Он сделал глубокий вдох и задержал ее запах в ноздрях, в горле, в легких, наслаждаясь им, не желая отпускать его до тех пор, пока хватало воздуха.
Никогда прежде не приходилось ему ни у единой женщины вдыхать запах, подобный этому.
Запах ее волос. Ее кожи. Ее запах. В нем чувствовался едва уловимый намек на сандаловое дерево, ее собственный, никому больше не свойственный аромат, который он почувствовал еще в тот первый день на пароме. Присутствовали и какие-то другие, естественные ароматы, но были они гораздо более тонкими, сложными и, черт побери, неуловимыми.
Он мог с уверенностью сказать, что Джейн Беннет пахла, как Джейн Беннет, и никто другой.
Джейк не мог остановиться:
— Мне нравится звук твоего голоса, твоего смеха.
— Мне тоже нравится звук твоего голоса и твоего смеха, — отозвалась она.
Джейку было почти стыдно признаться ей в этом. Но в конце концов он сделал это:
— Особенно мне нравится то, как ты произносишь мое имя.
Джейн мягко засмеялась, это был тихий, ласкающий звук:
— Джейк.