Каким-то образом он сумел понять, чего она хотела, понять ее желание самой вести игру. И поэтому он позволил ей играть по ее правилам.
В ее глазах этот мужчина поднялся еще на одну ступеньку по шкале ценностей.
Он ждал, пока она сама не захочет большего. Пока она не будет готова дать больше. Пока она не будет готова получить больше.
Время пришло.
Джейн неожиданно осознала, что на Джейке были только джинсы. Не было даже легкой рубашки. Или футболки. Не было ботинок. Носков. Трусов.
Неужели эти потертые джинсы были всем его достоянием?
Она прекрасно помнила и о том, что, собственно, было надето на ней самой: прозрачная ночная рубашка из тончайшего хлопка — хлопка, ласкающего кожу.
Грудь Джейка все еще была немного влажной от пота. Весь его торс от талии представлял собой упругую твердь мускулов, дорожку темных волос, рассекающую их.
Теперь, когда они лежали рядом в гамаке, ее грудь была плотно прижата к его телу. Ночная рубашка ее промокла, и ткань стала совсем прозрачной. И даже в том неверном свете, что проливали луна и звезды, отчетливо были видны ее соски. Он должен был быть совершенно слепым, чтобы не видеть ее наготы.
А Джейк уж был кем угодно, но только не слепым.
В какое место она собиралась поцеловать его в следующий раз? Как собиралась она поцеловать его? Что последует за ее поцелуем? Джейн должна была задать себе эти вопросы, подумать об этом…
Но она не хотела думать.
Она хотела только чувствовать.
Она решилась.
Чуть приподнявшись и опершись на локоть, Джейн наклонилась и поцеловала Джейка Холлистера в место как раз над его сердцем. Она чувствовала его мощные и ровные удары. Его сердце билось уверенно и гулко.
Лишь небольшое расстояние разделяло то место, где находилось его сердце, и маленький, похожий на орех, такой твердый мужской сосок, выделявшийся на его теле. Сначала она дотронулась до него ртом, затем нежно потянула губами и наконец легонько ударила по его поверхности кончиком языка.
В награду она получила дрожь чувственного возбуждения, от которого Джейк совсем потерял голову. Джейн могла быть абсолютно довольна собой.
Ее волосы разметались по плечам. Она нетерпеливо отбросила непослушную гриву, но все же несколько непокорных прядей выбились и упали на обнаженную грудь Джейка, когда Джейн скользнула по ней губами.
Она наслаждалась вкусом его плоти так, словно это был ее самый любимый вкус. Она легонько схватила кусочек его плоти острыми краями своих зубов, представляя, какое удовольствие, граничащее с болью — или боль, граничащую с удовольствием, — он испытывал в это мгновение.
Джейн покусывала и наслаждалась, жадно поглощая его, словно умирала от голода, и только он мог удовлетворить этот нестерпимый, проснувшийся внутри ее голод.
Она услышала сдавленный стон. Он снова и снова отдавался гулким эхом внутри самой Джейн.
Она чуть высунула язык, провела им, едва прикасаясь, по полоске мягких, темных волос, которая начиналась вокруг его соска, проходила посреди упругой груди и исчезала под поясом его джинсов, и, нарисовав мокрое кольцо вокруг отверстия его пупка, почувствовала, как мышцы его сжались.
— Рай — за просьбу, — пробормотала Джейн, снова возвращаясь к его рту.
— Райская награда, — пробормотал Джейк, накрывая ее тело своим. Гамак неистово раскачивался от импульсивных перемещений их тел…
Затем он накрыл ее рот таким поцелуем, который, казалось, не имел ни начала, ни конца.
Джейк взял почти все, что только мог взять.
Он обнаружил, что Джейн была неподражаемо сладка и невинна. Он ни на минуту не сомневался, что она имела весьма смутное представление о том, как действовали на него ее ласки: мучительное томление, желание ощущать ее всей кожей затмили для него все на свете.