В.Н.М.
Прожито много лет
и в радости и в горе.
За радость радостью,
слезами за печаль
Мы отдали судьбе,
не думая о споре,
С терпеньем гордым
дни свои влача.
И только память,
яркую до боли,
О невозвратных
сладостных
друзьях
Храним
своею неподкупной волей,
Как память
о счастливых днях.
Мы пережили их,
и нам одним осталось
Продолжить летопись –
завещанный нам долг.
Не смеем мы
испытывать усталость,
Когда их голос
навсегда умолк.
Во имя их
мы бодрость
нашим детям
Должны,
как светлую надежду,
передать,
Чтоб им жилось
отраднее на свете,
Чем жили
их отец и мать…
Прожито много лет
и в счастьи, и в страданьи.
За счастье радостью,
слезами за печаль
Мы отдаем судьбе,
не требуя признанья,
И с волей гордою,
без страха,
смотрим вдаль.
17/4 декабря 1934
* * *
Москва. Что делать в эту пору,
Когда мой ФИВ, наверно, спит,
Когда Музей еще закрыт
И, верно, Б[онч] не поднял штору.
Сижу за столиком, пью чай
В союзнарпитовском буфете
(Я бутерброды, невзначай,
Принес из поезда в пакете)…
Уж стрелка близится к восьми:
Могу я ехать на Тверскую…
Друзья мои, уж я тоскую
Без вас любимых… Votre ami.
Весна 1935
Н.Н. Столову
Падает хлопьями снег и тает на черном асфальте.
Ветер осенний летит бодро навстречу зиме.
Друг мой душевный! Я скоро приеду в твою Салтыковку.
Наши восторги тогда будем мы вместе делить.
26 октября 1935
* * *
Москва. И мне теперь не рано,
Минуя своды ресторана,
Сойти в Аид и сесть в метро,
Чтобы домчаться вмиг до ФИВ’а
И крепким чаем, вместо пива,
Согреть застывшее нутро.
26 ноября 1935
* * *
Похоже ли на то, что я в Музее,
Что предо мной старинный манускрипт?
Моя не кончилась, как видно, Одиссея:
Я слышу шум морей и корабельный скрип.
Шумит, я знаю, только вентилятор,
И от него ли скрип, или перо скрипит, –
Не все ль равно, о дивный Пантократор, –
Мечты творю я сам: недаром я Пиит.
28 ноября 1935
Московский отрывок
Хожу я с другом закадычным
Вокруг московского Кремля…
Каким блужданьем необычным
Мне кажется вся жизнь моя!
Давно ль я мнил: покой немыслим,
Мне пристани не увидать.
Теперь смотрю: сном летописным
Спит вековечных башен рать…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
<Ноябрь 1935>
Княжич
Посмотрите, посмотрите ж
Вдоль Невы на Петроград, –
Говорите: это Китеж,
Обретенный Китеж-град.
Говорите, китежане:
Ты – наш княжич, город – твой.
Посмотрите: княжич ранен
Половецкою стрелой.
Долго-долго я скитался,
Из полона убежав.
Ночью – Волгой, днем – скрывался
В чаще керженских дубрав.
Не догнали половчане;
Только меткою и злой
В грудь навылет был я ранен
Половецкою стрелой.
Но не знают в вражьем стане,
Что остался княжич жить;
Никогда не перестанет
Княжич Китежу служить…
Посмотрите, посмотрите ж
Вдоль Невы на Петроград, –
Говорите: это Китеж,
Обретенный Китеж-град.
1920 15 января 1936
От имени В.К. Кюхельбекера Ю.Н. Тынянову на случай его возвращения из Парижа
Простите же, Лютеция, Секвана!
Давно мне грезится домашний мой уют.
Петрополь и Нева меня к себе зовут,
И дали вдохновенного романа
К Пенатам Пушкинским влекут.
Апрель 1936 Греческий проспект
Утро в Коктебеле
Я вышел из дому пораньше,
Взглянул, – протер глаза свои:
Султан прощается с султаншей
В вершине Сююрюкаи.
Туманом облаков летучих,
Как белоснежною чалмой,
Одеты Карадага кручи
И дремлют в тишине немой.
И бухту в изумрудном лоне
Ласкает песнью волн прибой,
И тени на Хамелеоне
Сменились дымкой голубой.
И веет утренняя влага
На безмятежный Коктебель, –
Он лег в долину Карадага,
Как в голубую колыбель.
И киммерийский профиль строгий,
Навек прикованный к скалам,
Хранит кокайские чертоги,
Доступные одним орлам.
20 июня 1936 Крым
Могила Поэта
М.С. Волошиной
Вечная память и вечный покой…
Плачет вдова над могилой родной…
Черное море шумит под горой…
Солнце последним лучом золотит
Скрывший навеки Поэта гранит.
Он Киммерию свою сторожит…
Жизни конец – и начало стихий, –
Их не вместить ни в какие стихи, –
Люди пред ними немы и глухи.
4 июля 1936 Коктебель
Из письма
Mon oncle! Не большое горе,
Что долго не писали Вы,
А горе, что, простившись с морем,
Я еду к берегам Невы,
Что от мечтательной Тавриды,
От киммерийских гор и скал,
Где волн прибой меня ласкал,
Где слышал песнь я Нереиды, –
Я возвращусь на Север мой
(А просто говоря, – домой).
2 августа 1936 Коктебель
Может ли так быть, или Праздное воображенье
По метрошке
К Ферапошке
Я приехал невзначай.
Пью внакладку
Очень сладкий,
Очень крепкий вкусный чай.
За беседой
До обеда
Быстро время пролетит.
По бульварам
Мы недаром
Нагуляли аппетит.
За бутылкой
Очень пылкий
Разгорится разговор:
Анекдоты,
И остроты,
И невинный легкий вздор.
Коль устанем, –
На диване
Подремать немудрено.
Как проснемся,
Понесемся
В гости, в театр или в кино.
Иль до ночи
Во все очи
Мы на шахматы глядим:
К пешкам прямо
Конь упрямый
Скачет, горд и невредим.
Еле-еле
Встав с постели,
Утром сядем за еду…
…Что толкую?
Жизнь такую
Я не вел и не веду.
12 декабря 1936 Москва
Волжская пастораль
Колхозница, будь милой:
Продай мне молока.
Я выбился из силы:
Иду издалека.
Устал я от неволи
Бездушных городов;
Мне хочется до боли
Приволья средь лугов.
Мне хочется уюта
Твоей простой избы;
Мне хочется, Анюта,
С тобою по грибы.
Хочу купаться в Волге
И перед вечерком,
Отдавшись думе долгой,
Следить за поплавком.
Под ивою плакучей
Хочу я встретить ночь,
От тайны звезд могучей
Хочу я изнемочь.
Колхозница, будь милой, –
Дай выпить молока.
Я выбился из силы:
Иду издалека.
Я отдохну в деревне
На волжском берегу –
И после в Углич древний
С восторгом побегу.
С улыбкою отрадной
Кувшин дает она.
Беру кувшин прохладный
И – жадно пью до дна.
Август 1937 Углич
Воскресенье в деревне
