За столами при свете двух-трех фонарей сидели путники и крестьяне. Они попивали разбавленное водой вино и галдели. Орали, пели и кричали так громко, как повелевал им ударивший в голову напиток.
Луций подъехал к воротам и тут только в свете факелов заметил расставленный по всей дороге караул. Преторианцы в полном вооружении.
– Кто ты, господин? – учтиво спросил центурион, который по великолепному панцирю Луция понял, что перед ним важное лицо.
Луций назвал свое имя и сказал, что хочет здесь переночевать. Центурион поднял руку в приветствии.
– Я очень сожалею, господин мой, но в павильоне ужинает префект претория с супругой и дочерью.
Луций удивленно поглядел на воина и выдохнул:
– Макрон? Ах! Доложи обо мне, друг!
– Гней Невий Серторий Макрон, – почтительно поправил его центурион.
– Изволь подождать здесь. Я доложу о тебе.
Луций взволнованно бросил поводья подскочившему рабу, накинул на плечи темный плащ и присел к свободному столу. О, если бы Макрон меня принял!
Верховный командующий всеми войсками, второй человек после императора. Мой главный начальник. Вот ведь и теперь хороший солдат может высоко подняться: Макрон. бывший раб, погонщик скота – ныне приближенный императора. Отец Луция ненавидит его так же, как императора. И я ненавижу его, смертельного врага республики. Но это вовсе не значит, что я буду громко кричать о своей ненависти. Познать врага и при этом не открыть перед ним себя – вот мудрость.
Луций издали видел павильон во дворе. Над входом в него было выбито:
ВОЙДИ И ЗАБУДЬ!
Он усмехнулся. Прекрасно сказано для пьянчуг и девок. Истинный римлянин никогда не забудет о том, что у него на сердце и в мыслях.
За соседними столами сидел простой люд. Луций не слышал, о чем они говорят, лишь изредка до него долетали отдельные слова.
Они видели, как приехал Макрон, и теперь обменивались впечатлениями.
– Ну и разбойник этот Макрон. Земля так и загудела, как он с лошади соскочил. Прет как вол.
– Так ведь он же и был.,.. Не отопрешься, а? Тяжелый, неуклюжий?
– Ну и что? А все же он мне больше по душе, чем эти раздушенные да завитые господа из сената. Ясно, что не красавец. А эти две его курочки, что вылезали из носилок, выступали словно павы. Они на сестер похожи, а говорят, будто одна – его жена, а другая – дочка от предыдущей.
– А где которая?
– Чернявая с рыбьей головой вроде дочка. Пышная? Так это же другая, умник!
– Да, хороши обе, а запах от них такой, что я еще и теперь его чувствую. Он, ясное дело, молодец, из наших он, наш человек!
– Наш человек? Ха-ха-ха, в самую точку попал, дубина! Императорский прихвостень – наш человек! Ха-ха-ха!
– Потише вы, тот вон серебряный господин нас слушает!
– Ерунда! Не может он ничего слышать.
Они оглядывались на Луция, перешептывались, что за птица, мол, такая, и откуда он тут взялся? Потом выпили. Больше всех усердствовал тощий как щепка человек.
– Иду я, братцы, из Рима, там сейчас такое творится…
– Рассказывай, только потише. Этот красавчик навострил уши, – сказал другой бородач.
Но он ошибался. Луцию было безразлично, о чем говорит плебс. Он думал о Макроне.
Любопытные обступили тощего, и он рассказывал:
– Вчера еще две семьи осудили за оскорбление величества. А сегодня от них только и осталось, что шесть трупов. Скорость, а? Только теперь не удавкой работают, теперь головы рубят. Новая мода, дорогие. И палач доволен, и осужденный тоже. Голова-то из-под топора, как маковка, отлетает, подскочит да и таращится вылупленными глазищами…
– Бр-р. А ты, скелетина, веселишься? Небось вытаращишься, как до тебя очередь дойдет, – заметил одутловатый крестьянин.
– Ну, для этого мы люди маленькие, – отозвался бородатый, перебирая струны гитары, чтобы не было слышно, о чем идет речь.