– Вот видите, – лукаво сказал он, остановившись у двери, – шпала дорогу загородила. Я хотел через другую дверь выйти к вам.
– Неправда, – спокойно сказал высокий красноармеец в буденовке, отодвинув ногой шпалу.
– Ты знаешь, что эшелоны задерживать права не имеешь?
– Взять бы да двинуть ему по-свойски, враз бы пути починил!
Но маленький человек в красной фуражке только пожимал плечами и повторял одно и то же:
– Товарищи, не могу я отправить воинские эшелоны. Все пути позабиты. У семафора снарядами полотно разорвало. Что я могу поделать?..
Тут из-за угла вышел обтянутый крест-накрест потертыми ремнями начальник эшелонов. Красноармейцы к нему.
– Саботаж разводят станционщики, товарищ командир! Не отправляют! – сказали почти разом красноармейцы.
– Почему это не отправляют? – тихо и деловито спросил командир.
– Не хотят, – сказал высокий в буденовке.
– Да как же отправлять?.. Все железнодорожные пути уже забиты. Все забиты, – опять забормотал начальник станции.
И действительно, у семафора, в той стороне, куда нужно было отправлять эшелоны, как назло, у вывороченных рельсов стояла шестерка товарных вагонов.
– А мастеровые почему до сих пор не вызваны?
– Не слушают меня… Отвыкли… Не знаю.
– Ну, так я знаю, – сказал командир не резко, но громко. – Мастеровые помогут нам!
– Что ж, попробуйте, если угодно, – сказал начальник станции, прищуривая один глаз. – Да только выйдет ли? Там, у семафора, снарядом выворотило рельс, товарный состав застрял… Здесь это еще пустяки, а там…
– И там дело немудреное, – вдруг сказал из толпы молодой рабочий.
Он давно уже стоял рядом с начальником станции и прислушивался к разговору.
– Сперва нужно спустить под откос вагоны – те, что у семафора торчат, а потом вызвать дорожного мастера. А рабочих я созову. Надо рельсы менять. Иначе ничего не выйдет.
Он круто повернулся и куда-то побежал.
Начальник станции проводил мастерового хмурым взглядом.
– Куда же он сбежал, мастеровой-то этот? – беспокойно говорили красноармейцы. – Придет еще или не придет?
– Придет, – ответил командир, но видно было, что он и сам сомневается.
Снаряды стали падать у водокачки. Сперва они перелетали и падали недалеко за железнодорожным поселком, но потом стали ложиться у самой стенки цементной водокачки.
– Губа не дура! Ишь чего захотели! – сказал командир, показывая красноармейцам на водокачку.
– Форменная дура! Зачем же водокачку-то? – спросил красноармеец.
– А затем, что нашего наблюдателя на водокачке заметили.
– Вот оно что… – сказал красноармеец, только теперь заметив наблюдателя.
Пушечные выстрелы слышались все сильнее и ближе. В воздухе рвалась шрапнель.
Машинист хмуро выглядывал из окон паровоза и ругался:
– Во черт! Паровоз стоит, а не уедешь…
В это время из-за угла станции вынырнул вспотевший мастеровой. За ним быстро шагали седоватый широкоплечий человек – это был дорожный мастер Леонтий Лаврентьевич – и еще несколько рабочих. Рабочие несли кирки, ломы, разводные ключи.
– Товарищ командир, давай людей! – на ходу сказал дорожный мастер.
Командир оглядел красноармейцев и быстро отсчитал человек пятнадцать. Красноармейцы и мастеровые побежали к семафору. Бежали, спотыкаясь о рельсы и камни.
– Можно бы и пешком уйти, – говорил командир дорожному мастеру, догоняя его, – да у меня пол-эшелона тифознобольных, раненых, а бросать их на произвол врага – преступление. Не могу.
– Как можно! Если банда доберется до них, всех порежет, – сказал Леонтий Лаврентьевич, вытирая рукавом со лба пот.
– Ничего, отправим. Только бы вагоны убрать, – отозвался мастеровой сзади.
Подбежали к семафору.