— Я… э-э… видите ли, настоял на том, чтобы ознакомиться с натурой. Целиком. Прежде чем согласился принять заказ. — Он поцеловал сведенные в щепоть кончики пальцев. — Божественна, джентльмены, прост божественна! А какая грудь! Боже милостивый, у меня едва не сделался приступ ипохондрии. — Еще один глоток бренди.
— Нам-то ты можешь сказать. Ну, кто это?
— Первое правило при адюльтере и при работе с обнаженной натурой — никогда не разглашай имени женщины. — Квэнс с сожалением прикончил содержимое кружки. — Но среди вас не найдется ни одного, кто не заплатил бы тысячи гиней, чтобы стать обладателем этого портрета. — Он поднялся на ноги, благодушно рыгнул, обмахнул платком сюртук, закрыл коробку с красками и поднял мольберт, бесконечно довольный собой. — Что ж, на эту неделю с работой закончено. Я зайду к вашему компрадору за тридцатью гинеями.
— Двадцать гиней, — отрезал Струан.
— Оригинал Квэнса с самым знаменательным днем в истории Востока, — презрительно покачал головой художник, — за сумму, которой едва хватит на бочонок «наполеона». — Он вернулся на свой баркас и сплясал джигу среди хора приветственных голосов, встретивших его.
— Господь вседержитель, но кто же? — произнес Купер после минутной паузы.
— Должна быть Шевон, — сказал Струан с коротким смешком. — Как раз такая затея, которая пришлась бы по душе этой юной леди.
— Никогда. Признаю, она взбалмошное создание, но не настолько же. — Купер бросил тревожный взгляд в сторону плавучего склада компании «Купер и Тиллман», где жила Шевон Тиллман. Она была племянницей его компаньона и приехала в Азию год назад из Вашингтона. За это время она стала первой красавицей в этой части света. В свои девятнадцать лет она была обворожительна, смела и представляла собой блестящую партию, но ни одному мужчине пока не удалось залучить ее — ни в постель, ни под венец. Ей сделали предложение все холостые мужчины Азии, включая Купера. Ему, как и всем остальным, она отказала и в то же время не отказала… держала на привязи, как вообще всех своих поклонников. Однако Купер не расстраивался, он знал, что рано или поздно Шевон будет его женой. В Азию под опеку Уилфа Тиллмана ее отправил отец, сенатор штат а Алабама. Он надеялся, что его дочь понравится Куперу, а Купер — ей, и их союз еще более упрочит семейный бизнес. Купер влюбился в нее без памяти, едва лишь увидел.
— Вот и прекрасно, тогда мы немедленно объявим о помолвке, — в восторге предложил Тиллман, узнав об этом.
— Нет, Уилф. Давай не будем спешить. Пусть она попривыкнет к Азии, да и ко мне тоже.
Поворачиваясь к Струану, Купер улыбнулся про себя. Такая дикая кошечка стоит того, чтобы ее подождать.
— Наверное, это одна из «юных леди» миссис Фортерингилл.
— Что ж, ее крольчата на все способны.
— Ну, конечно. Вот только они не стали бы платить Аристотелю за это.
— Деньги могла бы дать сама Старая Кобыла. Дело от этого только выиграет.
— «Дело» и без того процветает. У нее сейчас лучшая клиентура во всей Азии. Ты можешь представить себе эту Каргу дающей деньги Аристотелю? — Купер нетерпеливо подергал себя за бакенбарды, — Максимум, на что она может пойти, это расплатиться с ним натурой. А может быть, он просто шутит с нами?
— Квэнс шутит над кем угодно и над чем угодно. Но над своим искусством — никогда.
— Кто-нибудь из португалок?
— Исключено. Если она замужем, муж разнесет ей голову из пистолета. Если она вдова… хм, что ж, тогда всей католической церкви лежать в руинах. — Резкие черты его лица сложились в усмешку. — Я использую все возможности «Благородного Дома», чтобы выяснить, о ком он тогда говорил. Ставлю двадцать гиней, что узнаю это первым!
— Идет. Если выиграю, я забираю вот эту картину.