Я тебе так скажу — мы вовремя соскочили и дешево отделались.
— Возможно, еще не отделались. Пришло донесение от Койота. Берч будто бы распорядился вновь поднять дело Фэрфакса и бросил на него лучшего своего бультерьера.
— А нам-то что? До сих пор к нам вопросов по этому делу не возникало — значит, и не возникнет… Лучше, дружище, на том сосредоточься, как нашу блистательную королеву охмурять будем, пока «желторотые» ее окончательно под себя не прогнули… — Петти отодвинул занавесочку, выглянул. — Тем более, вот-вот прибудем, уже «Мадам Тюссо» проехали.
— Между прочим, я слышал, недавно в большом зале появилась восковая персона несравненного мистера Блитса.
— Ага, рядом с Муссолини. Будем надеяться, что и этого когда-нибудь повесят вверх ногами. Приятели захохотали.
— Ох, старина, не любишь ты научно технический прогресс, — отсмеявшись, заметил Макмиллан.
— Не люблю, чем и горжусь. Если бы люди меньше забивали себе голову всякими новомодными штучками, а чаще прислушивались к мнению консервативно настроенной части общества, мир выглядел бы куда как привлекательнее.
— По крайней мере, простоял бы лишние пару сотен лет, — поддакнул Макмиллан. — А с королевой будем работать планомерно, поступательно. Кнут и пряник, индукция и дедукция, черная и белая магии, черт в ступе… Все хорошо, только вовремя и к месту. Если мы будем вести правильную политику, я надеюсь, скоро выправим линию фронта. А там, с божьей помощью, начнем врага выдавливать с его позиций…
Она принимала их по полному протоколу.
И при всем их цинизме понимала, что не посмеют они панибратски похлопать ее по плечу и сказать: «Э-э, да брось ты, сестренка, кочевряжиться! Мы ж понимаем цену всем этим тиранозаврам, мантиям, ритуалам и прочей туфте! Кончай с театром и давай договариваться по-хорошему…»
Не смогут они этого — кишка тонка!
Как до самого мая сорок пятого не могли себе позволить не крикнуть «хайль Гитлер!» при начальстве самые маловерные нации, как не могли расхохотаться на заседании Политбюро ЦК КПСС отъявленные циники-перерожденцы…
Так и эти, понимают, что ей сейчас дана хоть и формальная власть, но власть в самую-самую точку… Она не может единолично принимать решения по политике финансовой деятельности Капитула… Но она имеет исключительное право выдвинуть обвинение в недоверии любому кавалеру Ордена и потребовать разбирательства в Высшей Тройке Справедливости.
Это формальность.
Но члены Капитула — богатейшие и влиятельнейшие люди планеты — сами добровольно построили такую конструкцию отношений. Вернее приняли ее в таком виде от своих предшественников и не посчитали целесообразным менять.
А это значит, что она, Татьяна Захаржевская, нынче представляет собой ту кадровую власть, благодаря которой некогда серый и никому не известный секретарь ЦК Коба Джугашвили подмял ярких ораторов и трибунов революции.
Лоусон посоветовал принять Петти и Макмиллана в Морвен-хаусе.
Облачившись в красный палаческий плащ, Таня таким образам принудила визитеров оказать ей все предписанные протоколом почести.
И, заглядывая в глаза коленопреклоненным мультимиллиардерам, она напрасно искала в них искры возмущения или цинизма. Оба они — и Петти, и Макмиллан — были сама воплощенная кротость!
Тане даже показалось, что и сквозь красную перчатку, которой она сжимала положенный ей по статусу палаческий топор, она почувствовала неподдельную страсть целующих ее руку губ…
Оба склонили головы до самого пола, и она не проманкировала этой частью ритуала, по очереди реально поправ их склоненные головы.