– Я ничего не знаю. Ты ты же видишь, я
набит соломой и у меня совсем нет мозгов.
– Ох, как мне тебя жалко! – вздохнула девочка.
– Спасибо! А если я пойду с тобой в Изумрудный город, Гудвин обязательно даст
мне мозги?
– Не знаю. Но если великий Гудвин и не даст тебе мозгов, хуже не будет, чем
теперь.
– Это верно, – сказал Страшила. – Видишь ли, – доверчиво продолжал он, – меня
нельзя ранить, так как я набит соломой. Ты можешь насквозь проткнуть меня иглой,
и мне не будет больно. Но я не хочу, чтобы люди называли меня глупцом, а разве
без мозгов чему-нибудь научишься?
– Бедный! – сказала Элли. – Пойдем с нами! Я попрошу Гудвина помочь тебе.
– Спасибо! – ответил Страшила и снова раскланялся.
Право, для чучела, прожившего на свете один только день, он был удивительно
вежлив.
Девочка помогла Страшиле сделать первые два шага, и они вместе пошли в
Изумрудный город по дороге, вымощенной желтым кирпичом.
Сначала Тотошке не нравился новый спутник. Он бегал вокруг чучела и обнюхивал
его, считая, что в соломе внутри кафтана есть мышиное гнездо. Он недружелюбно
лаял на Страшилу и делал вид, что хочет его укусить.
– Не бойся Тотошки, – сказала Элли. – Он не укусит тебя.
– Да я и не боюсь! Разве можно укусить солому? Дай я понесу твою корзинку.
Мне это нетрудно: я ведь не могу уставать. Скажу тебе по секрету, – прошептал он
на ухо девочке своим хрипловатым голосом, – есть только одна вещь на свете,
которой я боюсь.
– О! – воскликнула Элли. – Что же это такое? Мышь?
– Нет! Горящая спичка!!!
Через несколько часов дорога стала неровной. Страшила часто спотыкался.
Попадались ямы. Тотошка перепрыгивал через них, а Элли обходила кругом. Но
Страшила шел прямо, падал и растягивался во всю длину. Он не ушибался. Элли
брала его за руку, поднимала, и Страшила шагал дальше, смеясь над своей
неловкостью.
Потом Элли подобрала у края дороги толстую ветку и предложила ее Страшиле
вместо трости. Тогда дело пошло лучше, и походка Страшилы стала тверже.
Домики попадались все реже, плодовые деревья совсем исчезли. Страна
становилась малонаселенной и угрюмой.
Путники уселись у ручейка. Элли достала хлеб и предложила кусочек Страшиле,
но он вежливо отказался.
– Я никогда не хочу есть. И это очень удобно для меня.
Элли не настаивала и отдала кусок Тотошке; песик жадно проглотил его и стал
на задние лапки, прося еще.
– Расскажи мне о себе, Элли, о своей стране, – попросил Страшила.
Элли долго рассказывала о широкой канзасской степи, где летом все так серо и
пыльно и все совершенно не такое, как в этой удивительной стране Гудвина.
Страшила слушал внимательно.
– Я не понимаю, почему ты хочешь вернуться в свой сухой и пыльный Канзас.
– Ты потому не понимаешь, что у тебя нет мозгов, – горячо ответила девочка. –
Дома всегда лучше!
Страшила лукаво улыбнулся.
– Солома, которой я набит, выросла на поле, кафтан сделал портной, сапоги
сшил сапожник. Где же мой дом? На поле, у портного или у сапожника?
Элли растерялась и не знала что ответить.
Несколько минут она сидела молча.
– Может быть, теперь ты мне расскажешь что-нибудь? – спросила девочка.