Уже потом, в другие совсем времена, она как-то спросила Маню: «А что Ленчик, не объявился?» Маня ответила странно: «Конечно, правду надо знать, но как потом в глаза друг другу смотреть, ты подумала?» – «Что же ты предлагаешь? – удивилась Лидия. – Правды не знать или в глаза не смотреть?» – «Я предлагаю с Леонидом не встречаться. Мне будет стыдно, я ведь своими руками всех нас от него отрезала». – «Разве же ты виновата?» – вздохнула Лидия. «Никогда ничего ни на кого не сваливала, – возмутилась Маня. – Ни несчастий, ни заблуждений, ни ошибок. Совесть – понятие личное». – «Социальное и классовое», – мягко сказала Лидия, она тогда уже училась в аспирантуре и была очень образованная. «Мели, Емеля», – засмеялась Маня.
.. .А теперь Ленчик ржал на Манином дворе, здоровый, довольный, уверенный в себе мужик. Он и анекдот про кожаную юбку воспринял, и на когда-то волновавшую его женщину Зинаиду смотрел, и Мане показывал что-то вроде детской козы рогатой (забодаю! забодаю!), и Лидии подмигивал: мол, смотри, племянница, какой я весь веселый и счастливый. Лидия вспомнила. Был у них в институте шутник-придурок. Он любил выскакивать неожиданно из-за угла и, зловеще хватая за руки, спрашивать «Хочешь, рубль дам?» Сейчас все в Манином дворе напоминало такую же идиотскую шутку.
– Умывальник налит. Идите мыть руки, – сказала Маня.
– А куда поставить самовар? – спросил Сергей. Он вдруг забеспокоился, что все отвлеклись от его ценного подарка, внесенного на вытянутых руках. Надо было вернуть всех к состоянию восхищения.
– Ах, какой самовар! – откликнулась Маня. – Я поставлю его на комод.
Гость шел косяком. Подъезжали машины. Приходили люди с чемоданами: они приехали автобусом. И все говорили одно и то же:
– Манечка! Мы нашли тебя по флагу.
Сергей отвел Лидию в сторону и спросил: «Кто им будет оплачивать командировочные?»
Лидия возмутилась всегдашним его рублевым подходом, а потом подумала: а на самом деле – кто? Родилось любопытство, острое, жгучее, будоражащее. Вот придут ее шестьдесят лет. Она сядет и напишет сто приглашений. Ну – не сто. Пятьдесят… Двадцать пять. Найдется ли десять человек, которые приедут к ней за так, на свои, ориентируясь только на флаг? Зинаида дала ей фартук и поставила к столу крошить яички. Их было сварено целое ведро. Лидия понятия не имела, сколько может поместиться в ведре яичек. Сто? Двести? Сама Зинаида разливала по тарелкам холодец. Сергею же надлежало уже наполненные тарелки осторожно спускать в погреб. Ленчик подкладывал под ножки столов камни, дощечки, чтоб все стояли ровно и устойчиво. Свои были при деле. А чужие ходили за Маней, что-то рассказывали, что-то спрашивали, плакали, смеялись. Маня же выглядела тридцатилетней, и это было совершенно невероятно. Она последние годы носила стрижку, а теперь, оказывается, это была самая модная прическа – сэссон. Короткие, чуть завивающиеся на концах волосы лежали как-то уж очень молодо и вполне соответствовали сияющим Маниным глазам. Вдруг обнаружилось, что никогда не знавшая косметики Маня тем не менее не приобрела за жизнь глубоких морщин. Конечно, они были. Вокруг глаз и в уголках губ. Но это были веселые, смешливые морщинки, признак скорей характера, чем возраста. А вот «собачьей старости» – двух продольных глубоких мрачных морщин, что оттягивают уголки рта и сбегают черными впадинами по подбородку, – вовсе не было. Всякая глядящая в зеркало женщина знает: нет ничего изобличительней этой самой «собачьей старости». И одета Маня была как всегда. Но традиционная домашняя ситцевая кофта с пышными рукавами сегодня, сейчас выглядела очень современно, даже стильно, как и дешевенькая, «под жемчуг», ниточка на шее.