— И интереснее всего — люди без принципов.
— Оскар Уайльд, — пробормотала Гэрриет.
— Умница, — сказал Саймон. — Дориан Грей — моя следующая роль в университетском театре. Скоро уже допишут инсценировку. — Он отошел наполнить чью-то рюмку.
Он будет в ней неотразим, подумала Гэрриет, глядя ему вслед. Даже здесь, в этом скопище диковинных зверей, в этих пальмовых джунглях, он своей красотой затмевает всех.
Две девицы прильнули к окну.
— Эта машина тут, по-моему, стоит уже целую вечность. Пойдем напишем на ней что-нибудь!..
Они исчезли за дверью и вскоре снова появились в поле зрения, уже на улице. Взвизгивая и высоко поднимая тонкие, как у породистых пони, ноги, они скачками продвигались по глубокому снегу.
С постера на противоположной стене на Гэрриет смотрела необыкновенно красивая девушка с длинными, прямыми, словно выгоревшими на солнце волосами и выступающими, как у японки, скулами.
— Кто это? — спросила она у Марка.
— Борзая, бывшая пассия Саймона.
— Почему они расстались?
— А что им оставалось делать? Оба слишком много времени проводили перед зеркалом — никак не могли выяснить, кто из них красивее. К тому же в последнее время у Борзой дела шли лучше, чем у Саймона, что тоже подливало масла в огонь. Борзой, знаете ли, трудно угодить. — Марк окинул Гэрриет любопытным взглядом. — Вот он и решил переключиться на вас.
— На меня? Да нет, что вы.
— Не нет, а да. Вон, глядите, Хлоя чуть не лопается от злости. — Он кивнул в сторону рыжеволосой модели, которая угрюмо и решительно флиртовала на диване с красивым актером. — Она-то рассчитывала, что следующая очередь будет ее.
Этого не Может быть, подумала Гэрриет, но что-то горячее и тревожное опять шевельнулось у нее внутри.
Вернулись выбегавшие девицы.
— Я только успела написать «Жо…», как появился полицейский, — возбужденно сообщила одна.
— На улице все такое белое, девственное, — сказала вторая, присаживаясь на корточки у огня.
— Девственное? Я уже забыл, что это такое, — заметил актер. — Девственницы теперь в некотором роде музейная редкость.
— В таком случае наша Куколка Уилсон ценный музейный экспонат, — сказала Дейрдре. — Она сроду ничего не обнажала — кроме души, конечно.
— Для кого она себя бережет? — спросил Марк.
— Для будущего супруга. По-моему, она собирается преподнести ему свою невинность в день свадьбы, как запонки.
— Я бы выбрал запонки, — буркнул Марк и опрокинул в себя очередную рюмку.
— По-моему, в постели с девственницей можно помереть от скуки, — сказала Хлоя, не сводя глаз с Саймона. — Она же не знает, что к чему.
Когда Гэрриет подняла глаза, Саймон смотрел прямо на нее, и на его губах блуждала насмешливая улыбка. Он все знает, с ужасом подумала она и снова почувствовала, что краснеет. Дернул же ее черт напялить красный свитер! Она отвернулась к окну, чтобы остудить пылающие щеки.
— В детстве я любил прокалывать воздушные шары и бутоны фуксии, — негромко сказал Саймон. — А теперь люблю протыкать пальцем бумажку на банке с кофе и люблю девственниц. С ними можно делать все, что тебе хочется — благо они еще не успели подхватить ничьих дурных привычек.
После его слов все почему-то замолчали. Не выдержав, Гэрриет встала и поплелась в туалет. Сердце ее бешено колотилось, но в голове носились блаженные и странные, как сон, видения. Биде в ванной Саймона выглядело как произведение искусства. На полке перед зеркалом отыскалась коробочка с тальком. Слегка припудрив им лицо, Гэрриет вернулась в гостиную.
Актер уже собрался уходить.
— Ну, мне пора, дорогой мой. У меня сегодня дневной спектакль. Боюсь, если я выпью еще рюмашку, то просто свалюсь со сцены в партер.