Рука ее бессильно опустилась.
— Дункан смягчится, — сказала Мег. — Я никогда еще не видела, чтобы он был с кем-нибудь так нежен, как с тобой, — до того, как узнал, что…
— Что я меньше того, чем казалась, а сам он — гораздо больше? — Уголки рта Эмбер горестно опустились.
— Его гнев подобен летней грозе, — улыбнулась Мег, пугает раскатами грома и мечет молнии, но быстро проходит.
— Скорее вон те скалистые, вершины растают и потекут, подобно меду, чем Шотландский Молот простит меня за то, что я запятнала его честь, — возразила Эмбер. — Чтобы простить такое, нужно очень сильно любить. Дункан не любит меня.
Сочетание отчаяния и покорности судьбе в голосе Эмбер сказало Мег больше, чем могли бы выразить слова.
— Ты знала, что это случится, верно? — прошептала Мег.
— Я знала, что это может случиться. И надеялась, что не случится. — Эмбер закрыла глаза. — Я поставила на карту… все. И проиграла.
— Зачем ты это сделала?
— Дункан явился мне из теней тьмы… и когда я коснулась его, то узнала, что эта тьма принадлежит мне, а не ему.
— Я не понимаю.
Эмбер усмехнулась странной усмешкой.
— Боюсь, что этого не сможет понять никто, на ком не лежит проклятие моего «дара».
Мег слушала, затаив дыхание. Ее глендруидские глаза видели правду Эмбер. и ее горе.
— Я всю жизнь жила, будто в ночи, — просто сказала Эмбер. — Дункан стал моим рассветом. Разве я могла допустить, чтобы Эрик его повесил?
— Он хотел повесить Дункана? — в ужасе спросила Мег.
— Да.
Словно ей стало холодно, Эмбер обхватила себя руками и прошептала: «Смерть непременно потоком прольется».
По спине Мег поползли холодные мурашки.
— Что это такое?
— Пророчество Кассандры, то самое, от которого я надеялась уйти.
— Какое пророчество?
Смех Эмбер был похож на крик превозмогаемой боли.
— Поделом мне, — с горечью проговорила Эмбер. — Жизнь с ее богатыми всходами была лишь приманкой, а истина — это смерть. Лучше бы мне совсем не родиться.
— Что это за пророчество? — настойчиво повторила свой вопрос Мег.
Услышав изменившийся тон ее голоса, к ней тут же подошел Доминик и встал рядом.
— Что-нибудь не так, соколушка?
— Я не знаю. Только что-то неладно, черные крылья бьются…
Эхо ее собственных слов заставило Эмбер снова обратить внимание на Мег. Сострадание, которое она увидела в глазах целительницы из рода глендруидов, было столь же явным, как и неожиданным.
— Мое рождение сопровождалось пророчеством, — сказала Эмбер. — «Может случиться, и безымянного воина ты пожелаешь всем сердцем, душою и телом. Жизнь тогда, может быть, даст богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется».
Доминик слушал, и его глаза сузились, превратившись в полоски чеканного серебра. Он бы отмахнулся от этих слов, не придав им значения, но его собственное супружество показало ему, что некоторые пророчества так же реальны и так же смертоносны, как обнаженный меч.
« Он явится тебе из теней темноты. Коснись его — и ты узнаешь жизнь, которая возможна, или смерть, которая придет.
Будь же подобна солнечным лучам, сокрытым в янтаре: чужой руки не ведая касаний и ни к кому сама не прикасаясь.
Запретной оставайся».
Когда Эмбер закончила говорить, наступила тишина, не нарушаемая даже ветром. Она обернулась назад и увидела того, кого и боялась увидеть. У нее за спиной стоял Дункан смотрел на нее глазами, полными ледяного презрения.
— Ты явился мне из теней темноты, — сказала Эмбер. — И я прикоснулась к тебе. Ты завладел моим сердцем и телом. Дай Бог, чтобы душа моя оставалась еще свободной, иначе смерть непременно потоком прольется.
— Тогда мы пропали, колдунья. Твоя душа продана дьяволу давным-давно.
— Дункан — в ужасе воскликнула Мег.