— Но когда я сказала, что возьму крепость языком, ты представил себе мои волосы рассыпанными по твоим обнаженным бедрам, а мой язык — лижущим тебя язычком розового пламени.
Желание с такой силой забилось в Дункане, что оба они едва не упали на колени.
— Эмбер, замолчи!
Грубость в голосе Дункана вызвала в ней новый прилив желания.
— Нет, — прошептала она. — Оказывается, мне очень любопытно узнать, на что это похоже — взять твою крепость языком. А может быть, и зубами?
Дункан застонал, и пальцы его снова сжались.
У Эмбер вырвался прерывистый звук, выражавший удовольствие от того, что ее слова возвращаются к ней излиянием его страсти.
— Не говори таких слов, — пробормотал он. — Ты заставишь меня совсем потерять голову.
— Но мне нравится чувствовать, как по тебе пробегает огонь.
Неожиданно Дункан отпустил Эмбер и отступил назад, чтобы больше не касаться ее.
— В этом все дело, — сказал он, и его голос звучал натянуто. — Огонь пронизывает меня, а не тебя.
Когда Дункан отстранился, Эмбер показалось, будто ее бросили в ледяной ручей. Она пошатнулась, потеряв опору.
— Дункан? — окликнула она его, протягивая к нему руки.
— Нет, — бросил он, отступая еще дальше назад.
— Я ничего не понимаю.
— Вот именно. До сих пор ты не знала ничего, кроме неуемного желания воина, которое размолотило тебя до крови. Тебе не довелось изведать сладости своего собственного желания.
— Это не так. Твое желание и мое — это разные стороны одной и той же монеты.
Дункан провел по волосам рукой, словно гребнем, потом расстегнул свой роскошный плащ и отбросил его в сторону.
— Нет, — сказал он, снова повернувшись к ней. — Твое желание тонет в моем. Для тебя все будет точно так же с любым мужчиной.
Сначала Эмбер не поняла.
А когда поняла, то пришла в ярость. Глаза ее сузились, превратившись в щелочки.
— Значит, ты считаешь, что ко мне страсть приходит всегда только из вторых рук? — сдержанно спросила она.
Он кивнул.
— Ты думаешь, что любой мужчина, который прикоснется ко мне, испытывая страсть, разбудит во мне ответный огонь?
Дункан заколебался, но потом все-таки снова кивнул.
— Ты позоришь нас обоих, — произнесла Эмбер ледяным тоном, не делая попытки скрыть свою ярость.
Он хотел было что-то сказать, но она опередила его, обрезая каждое слово так, как если бы обрезала нити в законченном шитье.
— Три раза в жизни мне доводилось почувствовать страсть мужчины. В первый раз я бежала, словно лань, пока не оказалась в безопасности. Потом упала на колени, и меня стало рвать, и рвало до тех пор, пока я не ослабела так, что не могла подняться.
— Сколько тебе было лет?
— Девять.
Дункан пробормотал про себя какое-то ругательство.
— В этом возрасте ты была еще слишком мала, чтобы отвечать на страсть, — сказал он. — Теперь, когда ты достаточно выросла…
— Во второй раз, — перебила его Эмбер, — мне было девятнадцать. Возраст более чем достаточный, чтобы отвечать на страсть, ты согласен?
Дункан пожал плечами.
— Ты согласен? — настойчиво повторила она.
— Да, согласен. — Голос его резал слух. — И ты ответила, так?
— Ответила ли я страстью на страсть? Он коротко кивнул.
— О да, — промолвила Эмбер. — Я была охвачена страстью…
Рот Дункана превратился в плоскую щель.
— …если полагать, что ярость и отвращение — это страсть, — насмешливо продолжала она. — Я выхватила кинжал, вонзила его в руку, шарившую у меня под юбкой, и бросилась бежать. Потом меня так вывернуло наизнанку, что я не в силах была сделать глоток воды.
— Кто были эти скоты? — требовательно спросил Дункан.
— В третий раз, — продолжала Эмбер, словно не слыша его вопроса, — рука какого-то незнакомца запуталась у меня в волосах, и сладкий озноб удовольствия растекся по всему телу.
— Что за незнакомец? — Ты.
— Не понимаю, — сказал Дункан.
— И я не понимаю, но это правда.