- Я уже распорядился, товарищ полковник, - ответил капитан Наумов.
- Да в Ордынке переправлялись... - начал было Алексей.
- Как в Ордынке? - перебил Доватор. - Там же никого нет!
- Да и нам сказали, что никого нет. А я все-таки решил проверить...
- Кто тебе сказал?
- Да здесь говорили... Мы спешились и смело стали переправляться. Только вышли на берег, а там засада. Как чесанут из пулеметов и автоматов! Почти в упор. Мы залегли - да гранатами. Торба штук десять запустил. Отстрелялись и ушли на Коленидово. Там действительно никого нет. А в Ордынке - до батальона пехоты. Жители говорят, дней десять по ночам окапывались. А днем прячутся...
- Все ясно, - глянув на Доватора, проговорил Карпенков.
- Тот прохвост не разведкой занимался, а в кустах прятался, - гневно отчеканил Доватор и, повернувшись к Наумову, приказал: - Вызвать!
Наумов открыл дверь, пропустил девушку с санитарной сумкой и исчез в сенцах.
Девушка была самая обыкновенная, таких тысячи можно встретить. В защитной гимнастерке, в такой же юбке. На голове - коричневая барашковая кубанка, как-то особенно уютно и мило сидевшая на густых кудрявых волосах. Войдя в комнату, она тронула кончиками пальцев кудерьки, совсем не по-военному, а как-то по-мальчишески - озорно, и, ни на кого не глядя, направилась к дивану, где полулежал лейтенант Гордиенков.
Положив на край дивана сумку, она спросила:
- Сильно? Нет?.. - достала бинт, вату и несколько пузырьков.
- Побыстрей, товарищ военфельдшер! - требовательно сказал Доватор.
Девушка подняла на него глаза, кивнула головой, но тем не менее с прежней методичной неторопливостью продолжала рыться в сумке. Казалось, вмешательство полковника не производит на нее никакого впечатления и не может изменить ход дела.
Это начинало раздражать Доватора. Он готов был прикрикнуть на нее, но удержался. Тонкие пальцы девушки умело вспороли ножницами бинт. Потом решительным движением она сдернула разорванную и грязную штанину с голени, обнажив розовеющую повязку.
- Все в порядке, - спокойно сказала девушка и снова закрыла повязку штаниной. - Чем: осколком или пулей? - спросила она Алексея.
- Вот тебе и раз! Ох уж эта мне медицина! Человеку ногу прострелили, и это называется все в порядке! Почему вы все-таки не перевязываете? Доватор готов был рассердиться не на шутку.
- Повязка хорошо лежит, товарищ полковник. Мы...
- Что мы?
- Мы возьмем его в медэскадрон и там перевяжем.
- Почему здесь нельзя перевязать?
- Здесь нельзя вскрывать рану, потому что здесь грязно.
В комнате было действительно неопрятно. Пол замусорен окурками, затоптан сапогами. На столе вокруг самовара и недопитой бутылки роились мухи.
Доватор сумрачно оглядел комнату и понял, что напрасно погорячился.
- Ты смотри, Карпенков, упрямая какая! - сказал Лев Михайлович.
- Кубанская! - Карпенков лукаво подмигнул.
- Ладно, везите в медэскадрон. Только лечите хорошенько!
В сопровождении Наумова вошел Ремизов. Увидев раненого Гордиенкова, он понял, зачем его вызвали. Приложенная к кубанке рука, как плеть, опустилась вниз.
- Повторите в точности утренний рапорт, - проговорил Доватор.
Ремизов не отвечал.
- Вы в поселке Ордынка были? Повторите: где пулеметная точка в Коленидове?
- Мне гражданские... я проверить не успел. Наблюдал - в Ордынке тихо... - Ремизов умолк, да и говорить-то ему не о чем было. Ночевал он в сарае, переправиться за реку побоялся. Утром встретил колхозников и узнал у них, что в одной деревне немцы, а в другой немцев нет, названия деревень перепутал.
- Ты присягу принимал? - коротко спросил Доватор.
Ремизов молчал, тупо смотря себе под ноги.
- Подполковник Карпенков, заготовьте материал для трибунала.
Алексей лежал с закрытыми глазами.