Двое волков с разных сторон напали одновременно. Один вцепился в заднюю ногу, другой – в шею. Конь сбавил ход. Кистенём я врезал по лбу тому, что висел на шее – волк клацнул зубами и упал, но кровь из шеи коня ударила фонтаном. Бедный конь, отчаянно заржав, остановился, и на него набросились другие волки.
Я не стал испытывать судьбу, соскочил с коня и, в один прыжок долетев до заиндевевшей берёзы, в мгновение ока ухватился за толстый сук, подтянулся и закинул ногу на ветку. Один из волков вцепился мне в каблук, я резко дёрнул ногой, и сапог слетел. Волк кинулся к упавшей лошади, и стая стала рвать коня на части, рыча и чавкая.
Коня было жалко до слёз – ведь это он спас меня, когда я свалился в колодец. Но что я мог сделать? Я сидел в неудобной позе на дереве, сапог валялся на земле, пистолет разряжен, и из оружия – только боевой нож да кистень. С одним волком я бы справился – но с несколькими?
Через какое‑то время стало совсем темно, только луна освещала жуткое волчье пиршество.
Я отчаянно искал выход и не находил, меж тем нога стала мёрзнуть.
Нажравшись и оставив от коня один скелет, стая уселась под деревом. На душе стало неуютно. До утра от мороза околеть можно – когда‑то ещё появится обоз на дороге? Если нечаянно усну, если сделаю неосторожное движение или промороженная деревяшка сломается под моим весом, и я свалюсь – волки меня обглодают, как коня. Ну убью я одного – другого не успею. Волк ведь по своей хищной привычке первым делом жертве в горло вцепляется.
Неожиданно один из зверей дёрнулся и упал. Другие тут же вскочили, но ещё один свалился, дёргая в агонии лапами. Из шеи его торчала стрела. Волки бросились врассыпную. Что за диво?
С дороги послышался голос:
– Жив, человече?
– Жив пока.
– Значит, долго жить будешь. Слазь, разбежались твари.
Я попробовал слезть, но руки окоченели, слушались плохо, и я почти свалился на землю.
С дороги к дереву шёл молодой парень. Интересно – как его не услышали волки и не увидел я?
– Ты сапог‑то обуй, ногу отморозишь.
Я натянул сапог. Ногу, вернее – пальцы на ноге, я почти не чувствовал. Парень осмотрел останки коня, поправил лук.
– Не повезло тебе, мужик.
– Это как сказать. Коня потерял, зато сам живой остался. Как звать‑то тебя, спаситель?
– Демьяном кличут.
– Видно, Божий промысел тебя на эту дорогу привел. Спасибо!
– Каким промыслом? Охотник я, в город иду.
– Как же тебя волки не услышали?
– На то и охотник, чтобы скрадывать. К тому же звери тобой отвлеклись. Мы стоять и говорить будем или в город пойдём?
– Пошли.
– Постой, а седло снять?
– Так оно погрызено всё.
– И то верно.
Мы направились по дороге в город. Охотник молчал, шёл ходко. Первое время я за ним не успевал, но потом нога отошла, и мы шли рядом.
Добрались до города под утро. Городские ворота были ещё закрыты, но за мзду стражник приоткрыл воротину, и мы вошли в город.
– Переночевать‑то у тебя есть где? – спросил я Демьяна.
– На постоялый двор пойду.
– Пошли ко мне, до утра поспишь в воинской избе – тепло, за постой платить не надо. Утром поешь да по делам своим направишься.
– А ты кто такой будешь?
– Боярин я, Михайлов.
– Ага, слыхал о таком. Я на берегу Сухоны был, когда ты с купцом Толмачёвым гонки устраивал. Я на торг тогда ходил, шкурки продавал. Ох, и здорово ты его тогда умыл!
Ворота моего дома были закрыты, на мой стук вышел один из холопов, отворил, и мы отправились спать.
Атаман – 5
Юрий КорчевскийВоевода
ГЛАВА I
Давно заметил – только дела начинают идти в гору и жизнь налаживаться – откуда ни возьмись возникает новая проблема, а то и беда на пороге ждет.
Сколько раз вокруг меня кружила смерть, но так остро, как вчера, на дороге из Смоляниново в Вологду, я еще не ощущал ее ледяного дыхания. Цепенея от ужаса, наблюдал с подвернувшегося у обочины дерева, как стая голодных волков догрызла моего коня и эти твари, оглашая окрестности диким воем, ждали падения моего коченеющего на морозе тела, чтобы продолжить кровавую трапезу. Казалось – нет надежды, все, пропал. Да видно не зря говорят – нет худа без добра. Откуда он здесь мог взяться – мой спаситель, запозднившийся охотник Демьян, что спешил вернуться в город?
А может быть, не все задачи в этой жизни я выполнил и нужен Ему, пославшему мне чудесное спасение свыше? Для свершения неведомых мне до поры дел?
Мне, как никогда, хотелось жить и действовать: бороться, защищать и спасать, добиваться торжества Правды и поражения зла, быть полезным и любить. Но прежде надо встать на ноги, помороженные вчера.
Утром я проснулся с трудом – знобило, поднимался жар. Нога, что поморозил ночью, распухла почти до колена, кожа на стопе покрылась пятнами. Отморозил, ешкин кот! Мне только этого не хватало. Надо в баньку сходить, попариться, да горячего молока с медом да малиновым вареньем попить, полежать, пропотеть.
Я позвал Федьку, приказал истопить баню. Заодно и поинтересовался:
– Где спаситель мой, Демьян?
– Затемно еще поднялся, ушел.
Эка незадача.
– Куда, не сказывал?
– Сказывал – на торг.
– Поручи баню холопам истопить. Сам на торг ступай, найди и приведи Демьяна. Не успел я отблагодарить человека, да и виды на него имею. Убедился я – лучник он отменный. А мне еще воинов набирать надо – государь землицею жаловал, так что дружину личную увеличивать надо.
– Понял, бегу.
В спальню вошла Лена.
– Что вчера случилось? – встревожено спросила она. – Почему так поздно вернулся – и без коня?
– Стая волков на меня напала. Коня съели, сам едва живой остался, да, похоже – простыл, ногу вот еще отморозил.
– Бедненький! Сейчас я тебе молока согрею, да с медом.
– Холопам напомни про баню, я им распоряжение дал.
– Суетятся уже, Федька наказал.
Вскоре молоко было готово, я напился.
В постели, под одеялом было жарко, пот катился градом. Но стоило отбросить одеяло – знобило.
К полудню баня согрелась, и я отправился париться. Стоило немного плеснуть воды на каменку, как пар, казалось, обжигал кожу. Помороженная нога вообще не давала даже прикоснуться к себе. Тем не менее я стоически выдержал часа два, то поддавая парку, то расслабляясь на полке. Когда с меня сошло семь потов, решил – хватит. Оделся в чистое исподнее, посидел, остывая, в предбаннике, попил отвар трав, что приготовила жена.
Почувствовав облегчение, я побрел в дом. А в трапезной уже сидят Федька с Демьяном.
– Вот, боярин, еле нашел охотника – уж совсем было отчаялся.
– Ты что же, Демьян, ушел, не попрощавшись? Я тут приболел немного после вчерашнего.
– В баньку, боярин, надо, да отвар из трав целебный попить.
– Только из баньки. Подождите меня.
Я вышел из трапезной, прошел к себе в комнату, взял мешочек с монетами. Вернувшись в трапезную, с благодарностью вручил его Демьяну. Тот взвесил на руке мешочек, сказал:
– Многовато даешь, боярин.
– Думаешь, моя жизнь дешевле стоит?
– Это уж кому как виднее.
Демьян приподнялся было с лавки.
– Ты не торопись, охотник. Дело у меня к тебе. Видел я вчера, что из лука пострелять ты мастер. Не хочешь в дружину ко мне прибиться? О куске хлеба и крыше над головой думать не надо будет, жалованье положу, броню да оружие дам.
– Уж больно сладкие речи ведешь, боярин. А ну как враги, в сечу идти?
– Так святое же дело – за Русь постоять!
Демьян задумался. Я не торопил. Одно
дело – сам себе хозяин, вольный человек, другое – в дружине ходить, под боярином. Не тяжкая доля в мирное время, однако и голову в сече сложить можно или калекой остаться.
– А что, согласен, – махнул рукой охотник. – Пропади она пропадом, такая жизнь. Федор твой, пока с торга шли, расписывал, какие трофеи на саблю берут. А мне хлеб тяжко достается. Зверя выследить надо, изловчиться убить, шкурку обработать. Да налог заплатить деньгою – это опять на торг ехать.
– Ну, вот и славно. Принимай, Федор, нового воина в дружину. Учи сабельному бою, пусть из мушкета постреляет, пообвыкнет. А в остальном пусть лучником и останется. В дозоре да в засаде лук нужен. Сам знаешь: мушкет грохочет – за версту слышно. Место в избе найдется – веди, Федор.
Новому воину я был рад. Жалованная земля это хорошо, но и воины в поместное ополчение с площади земли во владении боярском исчислялись. Надо бы еще двух к себе сманить или купить. Только абы кого не возьмешь – не всякий жизнью рисковать захочет. У воина жизнь более веселая, беззаботная и хмельная, нежели у хлебопашца или ремесленника, но и более короткая. Редко кто из них до старости доживает. Потому и стоят выше на социальной лестнице.
Я прошел в спальню. Что‑то утомился, хотя и не делал ничего. Видно, болезнь ослабила. Пощупал лоб – вроде жар спал, но вялость и слабость оставались. Жена подсуетилась, принесла жиру барсучьего – ногу помороженную намазать.
Так я и отлеживался три дня. Простуда прошла, но нога зажила только через месяц. Представляю, что было бы, просиди я на дереве до утра, когда потянулись бы первые обозы и мужики отогнали волков. Точно без ноги бы остался, калекой, а может – и насмерть замерз. Повезло, что Демьян проходил.
Я периодически интересовался у Федьки, как учится ратному делу Демьян.
– Огненного боя не любит, саблей владеть научился, но больше – ножом. Лазутчик прирожденный, – ответил Федор. – Рядом пройдет – и не услышишь.
– Охотник все же.